Евгений Крушельницкий - Польша. Тысячелетнее соседство

В полночь во всех храмах идет торжественная месса. В каждом костеле устраивают вертепы (шопки), напоминающие о месте, где родился Иисус.

Философ Николай Бердяев, сравнивая русскую душу с польской, отмечал, что хоть поляки «обнаружили мало способностей к государственному строительству», но зато они обладают удивительной духовной силой: «И нет в мире народа, который обладал бы таким напряженным национальным чувством. Поляки совершенно не поддаются ассимиляции». При этом в польской душе «сильно чувство чести, связанное с рыцарской культурой, неведомой России… Русский человек горд своим смирением. Польская душа вытягивается вверх. Это католический духовный тип. Русская душа распластывается перед Богом. Это – православный духовный тип».

Традиционное облачение польского воина

Написано в начале прошлого века, который дал полякам еще не одну возможность проявить свои духовные качества. Они не водили дружбы с Гитлером, весной 1939 г. отказались присоединиться к «новому порядку» на германский манер, а вскоре приняли на себя первый удар. Во время войны поднимали восстания, единственным плюсом которых была достойная смерть. Спустя полвека Польша изменила ход истории, став первой страной соцлагеря, освободившейся от коммунистических иллюзий. Почему именно она?

Генрих Гейне, который приезжал в Польшу в 1882 г., писал, что для поляка слово «свобода» так же прекрасно, как и «любовь». Польский дворянин – шляхтич – был наследным владельцем своих имений, и если даже от наследства уже ничего не осталось, он оставался шляхтичем и мог считать себя равным королю. Дело в том, что все, рожденные в благородном сословии, считались равными, и этот принцип сохранялся долго. С 1573 г. там свободно выбирали короля все, собравшиеся на съезд шляхтичей, а спустя век каждый обладал правом вето, который у поляков выразился в словах «не позвалям» – не разрешаю. Голос одного посла (депутата) сейма мог свести на нет общие труды. Ведь послы представляли не себя, а своих избирателей, и голос каждого имел большой вес. Проекты законов обсуждались до тех пор, пока не будут учтены все точки зрения. В результате большинство не подавляло меньшинства, а привычка все обсуждать и уметь убеждать воспитала в поляках вкус к общественной жизни.

Такой обычай стал для Речи Посполитой политическим кошмаром, но отказываться от него никто не хотел. Невозможность принять конституцию или собрать налоги считалась меньшим злом, чем попрание прав. Свобода шляхтича-гражданина ставилась выше силы и мощи государства. За это пришлось потом дорого заплатить, но прежде чем завести в XVIII в. страну в тупик, этот принцип сделал свое дело: любовь к свободе и гражданская активность надолго остались в характере поляков. В противоположность России там ценился не коллектив, а личность. Характерная поговорка на эту тему по-польски звучит примерно так: «Муси – то на Руси, в Польсце – як кто хце» (должен – это на Руси, в Польше – кто как хочет).

Шляхта сумела устроить такое государство, которое гарантировало ей не только личную и материальную безопасность, но и «золотые вольности». Хоть привилегированное сословие было очень разнородным, но все шляхтичи считали себя братьями. Речь Посполита держалась не на анархии, а на праве, и формировалась как государство свободных людей. Пренебрежение к праву осуждалось, и последней его гарантией была шляхетская сабля. Так тогда и говорили: «Только Бог наш и сабля».

В Речи Посполитой не было правительства, хотя всевозможных чиновников при должностях имелось немало. Но они служили стране, а не королю и нередко вели самостоятельную политику. Король – всего лишь первый среди равных, он был обязан советоваться с сенатом в вопросах объявления войны и мира, четвертая часть королевских доходов шла на содержание армии… Сенаторы следили, чтобы действия короля соответствовали духу и букве закона. И принципы государственного устройства исходили не от него, а жили в сознании шляхты. В монархе же видели высшего судью, верховного вождя, олицетворение величия страны. Шляхтич в своей «загроде» (усадьбе) равен воеводе – есть у поляков и такая пословица. Такая система убеждала каждого шляхтича, что он участвует в управлении и от него зависит, в конечном счете, судьба государства.

Не все, конечно, было так благостно, как может показаться: ведь это благородное сословие хотело свободы только для себя, а не для своих крестьян. Тем не менее в конце XVIII в. шляхта, включая мелкую, составляла в Польше 45 %, остальные – безземельная «голота». Но этих процентов оказалось достаточно, чтобы повлиять на народное сознание.

Что еще часто отмечают в польском характере? Иностранцы считают, что поляки непосредственны, открыты. Они охотно вступают в знакомство и предупредительны по отношению к новым знакомым. Кроме того, они романтики, считают себя людьми чести, близко к сердцу принимают обиды и несправедливость.

К формированию национального характера поляков приложила свою тяжелую руку и Россия, и в результате в Польше столкнулись два противоположных начала: подчиненность личности государству и монарху – и традиция подданных выбирать своего монарха. А в русском языке отразилось неприятие польской психологии: гонор (честь) у нас превратился в спесь, стиль общения между равными и принятое обращение – пане браче – стало панибратством, синонимом фамильярной бесцеремонности.

Но имперская политика лишь обостряла национальные чувства поляков. Отсюда и восстания. И на Бородинском поле мы были по разные стороны окопов, да и в XX в. не раз доходило до вооруженных конфликтов…

Эти два разных взгляда на мир в свое время разделили первых поэтов России и Польши – Пушкина и Мицкевича. Польское восстание, которое для Пушкина было «домашним спором» «кичливого ляха» и «верного росса», для поляков – борьбой «за вашу и нашу свободу». Пушкин потом написал «Клеветникам России», Мицкевич – «Русским друзьям», с таким пожеланием:

Снова вспомним Бердяева: «Народы родственные и близкие менее способны друг друга понять, чем далекие и чужие. Чужим многое прощают, но своим, близким, ничего не хотят простить».

Что же делать? Рецепт все тот же, очень старый – лучше узнавать друг друга и стараться понять.

Если вглядеться в карту Польши, то можно заметить своеобразие народного творчества, давшего когда-то названия городам и селам. Похоже, судьба не позволила чиновничьим рукам пройтись по местной топонимии и привести ее в соответствие с модой текущего дня. Давно забыты поводы, по которым появились такие – явно к случаю – названия, как Незнанки, Дырки, Лапы, или неизвестно к кому обращенный призыв: Погоди. Остались и следы давнего, не очень обустроенного быта: во множестве представлены Халупки, есть Косодомки, Кривое Колесо, Кислое, Навозное. Вызывает вопросы название деревушки Конец, затерявшейся между Варшавой и Познанью. Чего – дороги, света? Нет, дорога идет себе дальше, оттуда даже до границы страны неблизко, не говоря уж о целом свете.