Фердинанд Врангель - Путешествие по Сибири и Ледовитому морю

Глубина моря, на зеленом глинистом дне, равнялась 12 ⅓ саженям. Бесчисленные, по всем направлениям разбегавшиеся во льду щели, выступившая из них мутная вода, мокрый снег, смешанный с земляными и песчаными частицами, описанные выше ледяные кочки и текущие с них ручейки – все уподобляло разрушенную поверхность моря необозримому болоту. Несмотря на то мы подвинулись еще на две версты к северу, перескакивая или переправляясь на досках через небольшие щели и обходя полыньи, но вскоре, однако, полыньи так умножились и увеличились, что трудно было определить, чем покрыто море, сплошным ли растрескавшимся льдом или плавающими льдинами. Во всяком случае, каждый несколько сильный шквал мог совершенно раздробить или разогнать поддерживавшие нас глыбы и превратить место, где мы стояли, в открытое море. Лежавший на поверхности свежий снег явно доказывал, что лед был разломан только в предшествовавшую ночь северным ветром. Судьба наша зависела от дуновения ветра.

Оставив дальнейшее бесполезное исследование, поспешил я назад к моим спутникам, чтобы вместо с ними отыскать другую, более безопасную дорогу. Наша самая северная широта была 71°43', 215 верст от твердой земли, прямо от Малого Баранова Камня.

Во время отсутствия моего мичман Матюшкин делал наблюдения над наклонением магнитной стрелки, которое равнялось 79°51'. Тотчас после моего возвращения весь караван поднялся, и мы поехали на SStO.

Не продолжая еще рассказа, я должен упомянуть об удивительном искусстве проводников сохранять и помнить данный курс, несмотря ни на извилистые полосы торосов, ни на необозримые, однообразные ледяные поля. Особенно отличался между всеми мой нартовщик, казацкий сотник Татаринов. Среди самых спутанных гряд торосов, объезжая огромные горы, сворачивая то направо, то налево, – он всегда так располагал дорогой, что изгибы взаимно уничтожались, и каким-то инстинктом находил он всегда наш настоящий курс. С моей стороны, я следовал по компасу за извилинами дороги, и не помню случая, когда мне нужно было поправлять моего нартовщика. Расстояние одного места от другого считали мы прямыми линиями и поверяли обсервационными широтами. На открытом месте гораздо легче было удерживать курсы.

Для езды по прямой линии выбирали мы вдали какую-нибудь одну, отличительную от других, льдину и правили на нее, но если такой не было, то следовали застругой. Под этим именем разумеют здесь слои снега, образующиеся от постоянно дующих в одну сторону ветров. Жители сибирских тундр и снежных степей совершают большие путешествия на несколько сот верст по безлюдным, однообразным пространствам, руководствуясь для направления своего пути единственно застругами. Они знают уже по опыту, под каким углом должно пересекать большие и малые слои снега, достигая цели поездки, и никогда не ошибаются.

Часто случается, что кратковременная перемена ветра заносит прежнюю застругу или стелет на нее новую, но опытный глаз сибиряка тотчас открывает различие; осторожно сгребает он свежий снег и по углу, образованному новым и старым слоями, поверяет свою дорогу. Заструги уже были нашими путеводителями в необозримых равнинах Ледовитого моря, потому что частое употребление компаса неудобно и требует много времени. Там, где не было заструг, направляли мы путь по азимутам звезд, но во всяком случае ежечасно, а иногда и чаще, останавливались и поверяли наш курс по компасу.

В двадцати верстах от лагеря торосы увеличились и умножились. Сначала поверхность моря была только неравна и усеяна небольшими ледяными кочками, но, постепенно увеличиваясь, они образовали наконец целые ряды торосов, вышиной нередко в 80 футов. Эти огромные глыбы были зеленовато-голубого цвета и имели сильно соленый вкус. Переправа через огромные льдины затруднялась еще более грудами рыхлого снега, наполнявшего промежутки, и бесчисленным множеством остроконечных ледяных осколков. Такая совершенно отличная от предыдущих гряда состояла из так называемых зимних торосов, хотя они образуются не только зимой, но и весной и осенью, когда сильные бури разламывают морской лед, а внезапная стужа скрепляет нагроможденные одна на другую льдины.

Выбравшись из этот спутанной полосы зимних торосов, очутились мы у подошвы другой купы их еще более странного и необыкновенного образования. Ряды отчасти конических, отчасти куполовершинных льдин, разной величины [163]и формы, заключали между собой несколько круглых и продолговатых долин. Не видя нигде льдин отдельных, мы полагали, что открыли гористый остров, но ближайшее исследование льда на вершине и скатах льдин уверили нас, что мнимый остров был не что иное, как особого рода торосы, из снега и льда состоявшие. В долинах лед был серо-черноватого цвета, и имел совершенно пресный вкус, но при том был мутен и непрозрачен. Склоны холмов были покрыты убоем, и нарты скользили по нему скоро и легко.

На вершинах лед был такого же образования, как и в долинах. Проехав довольно быстро две версты, мы достигли круглой котловины сажен пять в поперечнике, защищенной со всех сторон высокими конусовершинными холмами. Здесь сделали мы привал. С вершины одного из холмов, возвышавшегося на 70 футов над поверхностью долины, где был расположен наш стан, осмотрели мы окрестность. На NO показывались синие зимние торосы, а на юг зубцы белых льдин ограничивали горизонт.

Образование этих островершинных круглых торосов, совершенно отличных от всех нами виденных, наши проводники объясняли нам следующим образом: вместе с сотворением мира, говорили они, произошел и этот лед; от чрезмерной тяжести опустился он на морское дно и образовал твердое основание неподвижным ледяным глыбам; от беспрестанных морозов, постепенно увеличиваясь, они достигли наконец поверхности моря. Холмы произошли от выброшенных сюда льдин: они были покрыты снегом и постепенно, в течение многих веков, то растаивая, то снова замерзая, получили, наконец, круглую и коническую форму. Лед, из коего составляется этот род торосов, называется здесь древним, или адамовщиной, и, по мнению туземцев, он так тверд и стар, что даже и на огне не тает. В последнем, однако, наши проводники имели случай разувериться. В другом месте изъясню я мое мнение о происхождении этого рода торосов.

Апреля 5-го при ясном небе и сильном SSO ветре, поутру было 10°, а вечером 11° холода. По полуденному наблюдению, широта места равнялась 70°30'30'', а долгота 1°55' от Сухарного. После захождения солнца продолжали мы путь на восток. В трех верстах от нашего стана ряды неправильных, весьма высоких зимних торосов загородили нам путь. Вероятно, что эта гряда, как и предшествовавшая ей, обязаны были своим существованием близости древнего льда, на который они опираются. В некотором расстоянии заметили мы особенно высокую, черноватую льдину, столь похожую на скалу, что, несмотря на возрастающие препятствия, решились достигнуть до нее и ближе ее исследовать. После трех часов утомительной работы, пробив пешнями дорогу на протяжении трехсот сажен, мы достигли, со всеми нартами, до замеченной нами горы. Она вся состояла из описанного выше древнего льда. С вершины ее открылась нам большая часть моря. На север и на восток разветвлялись и тянулись непроходимые цепи торосов, изрезанные щелями и полыньями. На юго-восток лед казался гладким, и щели и трещины встречались здесь реже.