Роберт Фалкон Скотт - Дневники полярного капитана

Мы раздали членам экспедиции разные санные принадлежности и зимнюю обувь. Мы всем восхищаемся. Сначала выданы валенки и войлочные туфли Иегера, потом летние, непромокаемые костюмы и меховые рукавицы – лучше быть ничего не может. Сегодня мы перебрали и выдали меховые сапоги, по две пары на человека, – тоже прекрасной доброты. Они сперва показались мне маловатыми, но меня ввела в заблуждение затверделость, происходившая от холода и сухости; растянули – и готово.

Мы теперь испытали большую часть наших припасов и до сих пор не нашли ни одного предмета, который не был бы превосходен по качеству или не сохранился бы в совершенстве. Все предметы нашего гардероба безукоризненно хороши. Я не без гордости могу сказать, что нет той подробности, которую я хотел бы из-менить.

Ветер повернул к северу и здорово дует. Мне не очень нравится положение судна, так как все время около него отрываются льдины.

Ренник установил пианолу. Он добрый малый, и нельзя по этому случаю не пожалеть его. Нелегко ему вернуться на судно, после того как он одно время был назначен для службы на берегу. Пианола была отдана собственно на его попечение, и то, что он так заботливо установил ее для нас, говорит в его пользу.

Дэй объяснил, каким способом он полагает справиться с недостатками моторных саней. Он надеется на это, но боюсь, что на машины очень полагаться нельзя.

Все слагается благоприятно для нашей экспедиции, если только нам удастся перевезти наши припасы и лошадей мимо Ледникового языка.

Сегодня нам подавали котлеты из тюленьего мяса, до того вкусно приготовленные, что невозможно отличить их от самых лучших говяжьих. Двум из обедавших я выдал их за говяжьи, и так как они не сделали никаких замечаний, то я признался в обмане только тогда, когда они съели каждый по две. В первый раз я ем тюленье мясо, не замечая его особого вкуса. Или, вернее, в руках нашего повара этот вкус делается приятным. Повар, бесспорно, превосходный.

Суббота, 21 января .

Недаром судно так беспокоило меня. Посреди ночи, чуя недоброе, я вышел из дома и сразу увидел, что дело плохо: лед ломался при северной зыби и свежеющем ветре; к счастью, ледяные якоря глубоко воткнулись в лед, и некоторые еще держались. Пеннел разводил пары, и люди возились с сорвавшимися яко-рями.

Мы послали на помощь людей с берега. В 6 часов утра пары поднялись, и я с радостью увидел, что судно повернулось к ветру, предоставляя нам собирать якоря и канаты.

Оно отошло к западу, и почти немедленно после того сорвалась большая айсберг и села на мель на том самом месте, которое оно занимало.

Днем судно вернулось к северному краю льда. Ветер все еще был сильный, и лед был рыхлый вдоль всего края. Наши люди понесли туда ледяные якоря, и судно снова пошло на запад. Тогда, только что я вышел на лед, прошел слух, что оно село. Я выбежал на мыс с Эвансом и убедился в основательности слуха. Судно, по-видимому, сидело прочно, и в очень неловком положении.

Сердце у меня упало при виде этого. Я отправил Эванса в китобойной лодке бросить лот, затем опять подобрал якоря, поставил людей на работу и в угнетенном настроении вернулся на мыс – смотреть и ждать.

Мне с ужасающим постоянством представлялось, что судно не вернется в Новую Зеландию, где шестьдесят человек будут тщетно ожидать его, но я утешался единственно твердой решимостью идти к югу, как было задумано. Между тем, наименьшим злом казалось полное освобождение судна при помощи лодок, так как оно село, несомненно, при высокой воде, а это было, в сущности, страшно печальным выходом из положения. Трое или четверо из нас мрачно глядели с берега на происходившую на судне суету. Люди усиленно переносили груз в кормовую часть. Пеннел после говорил мне, что они в очень короткое время перетащили 10 тонн.

Первый луч надежды озарил нас, когда мы, зорко всматриваясь, заметили, что судно очень медленно поворачивается; потом мы видели, как люди перебегали от борта к борту, очевидно, силясь раскачать его. Вследствие этого оно сначала стало ворочаться как будто быстрее, но потом опять как будто стало. Но ненадолго. Машины все время давали задний ход, и вскоре стало заметно легкое движение. Но мы тогда только убедились, что судно снимается, когда услышали радостные крики с него и с китобойной лодки.

Тогда оно свободно пошло задним ходом и совсем снялось, к общему несказанному облегчению.

Ветер в это самое время упал, и судно теперь надежно пристало к северному краю льда, и большинство команды, надеюсь, отдыхает. Слов не нахожу выразить мое восхищение удивительной ловкостью их, с которой был исполнен трудный маневр при самых неблагоприятных условиях.

Вечером приходил Пеннел и все подробно рассказал. Я, кажется, с каждым днем больше ценю его.

Мирз и Оутс ходили на Ледниковый язык и удостоверились, что лед там хорош. Нужно, чтобы он остался таким еще только три дня; неужели он за это время изменит нам?

Воскресенье, 22 января .

Тихий день. Нечего записать.

Судно мирно стоит в бухте. Ветра мало. Тепло. Температура в доме сегодня вечером 63° [17 °С]. Мы весь день возились с платьем – все усердно шили. Лошади, назначенные для восточной партии, сегодня утром были посажены на судно.

Понедельник, 23 января .

Долго прожить в спокойных условиях в этих краях нельзя. Когда я сегодня встал, в 5 часов, погода была тихая, прекрасная, но, к удивлению моему, в бухте между берегом и льдом оказалась открытая полоса. Лед же сплошной массой уплывал.

На судне это скоро заметили, снялись с якорей, послали к берегу шлюпку и вышли в море. Мы не прерывали своих приготовлений, но вскоре Мирз донес, что лед в южной бухте уходит с такой же быстротой. Это оказалось преувеличенным, но от земли, действительно, оторвалась громадная льдина. Я с Мирзом прошел до первого льда. К счастью, он простирался мили на две вдоль скалы, образующей наш мыс, и мы открыли такое место, по которому можно было спуститься лошадям, но без грузов.

С этой минуты пошла страшная спешка. Мы отправили на судно все сани для перевозки провизии и корма; собаки пойдут, надеюсь, через час, со сбруей для лошадей и пр., то есть отправляется все, что требуется для вспомогательной партии, за исключением лошадей.

Согласно сделанным распоряжениям последние завтра утром должны перейти поперек мыса, затем пойти на юг по льду. [29]Невольно молишься, чтобы лед продержался всего эти несколько часов. Путь в одном месте лежит между айсбергом, находящимся в открытой воде, и большой полыньей перед ледником; лед в этом месте, может быть, слаб, и узкий перешеек каждую минуту может переломиться. Мы рассчитываем почти что на минуты.