Дмитрий Губин - Вне России

Они ведут себя так всегда и везде. Они не хотят знать, что можно жить по-другому. Для них лишь деньги есть символ успеха. Говорящие иное – стопудовые лохи. И я, если честно, больше с ними не спорю.

Они все равно не поверят, что в Лондоне можно классно жить и на три пенса. По будням ходить на блошиный рынок Портобелло, где меж антикварных рядов торгуют дешевой спаржей и сладкой картошкой-бататой. По выходным летать компанией-дискаунтером Ryanair на континент. По утрам бегать по Кенсингтон-гарденз с белками наперегонки. По ночам гонять с гиком и свистом в компании роллерблейдеров до собора Сент-Пол.

И понимать из своего прекрасного далека, что потребительский лозунг – создать в России миддл-класс и стать его частью – устарел, ибо не сулит никакой перспективы. Ведь средний класс – это просто идентификация по доходу и потреблению, и больше решительно ничего. Миддлы в России победили – ну, и что дальше?

Прогрессивным российским людям пора взять на вооружение другой лозунг – быть европейцем. То есть открыть мир, открыться миру и добавить к своей жизни еще одно измерение.

Act a European, be a European

2004 Comment

Этот текст был опубликован в GQ: я там был колумнистом. И хотя среди читателей GQ дураков нет по определению, даже умники порой вскидывались, когда я писал, что в Англии безобразно одеваются, ни фига не смыслят в еде, и что продукцию, произведенную в Англии, лучше не покупать. «Как это «безобразно» и «ни фига»? – кричали они. – А Вивьен Вествуд? Пол Смит? Джермин-стрит и Сэвил-роу? А ресторан «Айви», Ivy, где столики резервируют за полгода? А «Роллс-Ройс» – поди, плохая машина?»

Я смеялся в ответ, что именно «Роллс-Ройс» делал для реконструируемой Королевской Оперы в Ковент-Гарден новую сцену, представляющую систему вагонеток, посредством который декорации должны перемещаться чуть не мгновенно. И бед с этими вагонетками было столько, что оперные примы ездят теперь на чем угодно, но только не на автомобиле с «Летящей леди» на капоте.

И мне снова не верили.

Между тем современная британская бытовая культура в одежде сводится к тому, что одеваться можно как угодно, покуда не заявлен дресс-код. Сочетание марлевой юбки-пачки, босоножек и дубленки зимой 2004 было нормальным делом. Британская культура трапезы сводится к тому, что еда сродни заправки машины бензином, так что лучше покончить скорее, и нечего смаковать. Ну, а к чему сводится качество продукции – спросите у главы «Роллс-Ройса» (или у директора Оперы).

Зато британцы великие меломаны, блестящие дизайнеры и великой деликатности и благородства люди.

Словом, в ресторан с англичанином – ни за что.

2012

Tags: «Серпантайн», Орозко, Пикассо, Уорхолл и вытеснение мастерства технологией. – О глянцевых ниспровергателях буржуазных устоев. – Who the f*ck is Dolce, who the f*ck is Versace?

Непременное комильфо быта и вида российских прогрессивных людей плохо не потому, что новодел означает отсутствие истории, хотя бы и кредитной. А потому, что сами свой стиль прогрессивные люди устраивать не решаются. Все дано на откуп дизайнерам, мастерам искусства, ребятам со стороны. Это – комплекс сродни привычке секса в единственной миссионерской позиции.

Но это присказка. А вот вам сказка.

Если, товарищи, взять билет до города Лондона и прогуляться по Гайд-парку, то возле озера Серпантайн можно найти одноименную галерею из тех, что путеводители помечают как «рекомендуется; плохих выставок не бывает». Побродить по exhibition мексиканца Орозко (мячики в пакетиках, войлок на веревках) и услышать за спиной по-русски: «По-моему, нас дурят».

Идиотизм ситуации в том, что, с одной стороны, в общем, да. А с другой, внутренне споришь: вы че, ребят, по Церетели загрустили?

Впрочем, о чем спор. Ребята правы. Пока родное искусство торчало на реалистической точке зрения и замерзания, Запад произвел техническую революцию: грянул век пара. Турбиной был Пикассо. Он первым поставил во главу угла не мастерство, а технологию. Он поначалу плохо рисовал. Загляните в его музей в Барселоне: хилый ужас этюдов. Поскольку в испанском реализме удача не светила, Пикассо уехал в прогрессивный Париж, где и представил результат применения не навыка, но идеи. Кубизм стал технологией, доступной любому: Пикассо или Брак – картинка одинакова. В середине века Уорхолл (кстати, отличный рисовальщик) сделал произведением искусства консервную банку: это попало в струю, и в искусство пришел тираж. А завершился век чередой инсталляций, где понятие профессионального мастерства отсутствует вообще. Не нужно уметь рисовать, чтобы завалить пьяцца Сан-Марко скомканными газетами, среди которых, шурша, будут взлетать и садиться голуби. Не нужно знать композицию, чтобы слепить из глины 35 тонн глазастых гуманоидов и уставить ими зал (моя колонка о морали? Да, о морали: сейчас)… Можно посреди зала поставить пустую раму: внутри нее все – артефакт. Искусство пришло к тому, что все могут все. На этом оно завершилось.

Можно расписывать фломастером черепа, или заливать акулу стеклом, или трахаться под видеозапись с собакой – если повезет, тебя признают. Поскольку о качестве говорить смешно (что считать мастерством в видеозоофилии?), успех зависит от куратора. Куратор – держатель бренда. Отлично, если тебя выставили в «Саатчи». Но и «Серпантайн» – тоже ничего. Вполне нормальный арт-рынок, приставку «арт» можно убрать.

Вдохнуть в эту схему божью искру можно, только если ее к чертовой бабушке попалить. И соотечественник, отказывающий во внимании бренду «Серпантайн», для меня герой времени: контрреволюционер, белая гвардия, Георгий Победоносец, топчущий артефакт.

Как писали в романах эпохи искусства? «Взор его замутился?» Я прочувствованно обернулся: на ниспровергателе устоев были лаковые кроссовки от Ямомото, на его подружке – джинсы с дырами от Dolce&Gabbana («Хэрродз» недалеко от Гайд-парка, на распродаже такие джинсы можно ухватить долларов за 150: хозяйке не заметку).

Это были, увы, не герои. То есть герои, но не мои.

Я не ругаю, я скорблю. Это был вызов моих соотечественников серому быту и философии буржуа. Штаны были в дырах – потому что обладатели имели всех, а от D&G – чтоб сомнений не возникло, не по бедности ли имеют.

Меня пугает не то, что приподнявшийся на деньгах российский папик хочет в квартире кожаный диван и хрустальную люстру, потребляя то, что каталог или архитектор впаривают ему как «вечно актуальную классику»: набор как набор. Меня пугает, что прогрессом в жизни считается другое потребление. И что искусство жизни – то самое, что теперь доступно всем по технологии – прогрессивными людьми отдано на откуп другим людям. Что Calvin Klein, что Versace – они давно не создатели, а просто кураторы.