Михаил Венюков - О современном состоянии современных сил и средств Японии и Китая

От общих указаний на состояние юго-восточной Монголии и Халхи я мог бы теперь перейти к западу; но позвольте, мм. гг., прежде сказать несколько слов о Монголии вообще. Она простирается от верховьев Желтой реки до берегов Аргуня и от великой стены до южных предгорий Алтая. В этих пределах ее протяжение можно определить в 90,000 квадратных миль; но, несмотря на такую огромность страны, общее число монголов едва ли превосходит два миллиона душ. Это, следовательно, народ сильный не числом, а возможностью волноваться, грабить и уходить безнаказанно в свои пустыни. Конечно, с тех пор как Россия стала прочной ногой в Сибири, можно быть уверенным, что явления в роде чингизхановых нашествий стали невозможны; но за всем тем не только прочно покорить, но и держать в узде монголов трудно. Напрасно китайское правительство дает чины князьям, делает им подарки, чтобы вызывать их в Пекин, на поклоны к себе: оно само открыто сознается, что действительная его власть, например в Хухуноре или даже в Гоби, на севере от Желтой реки, почти ничтожна. И доверять китайской географии, которая дает подробности организации монголов под китайским владычеством, простирающейся, например, до того, что указано, сколько сотен откуда должно выходить на войну, могут только такие оптимисты, каким был наш почтенный синолог Иакинф, наслово веривший китайским официальным данным. Все, чем выражается действительное подданство монголов китайскому богдыхану, есть служба полицейская (в Урге, Кяхте и пр.) и караульная по границе с Россией; да и то она исполняется монголами лишь потому, что они находятся под надзором китайских местных властей, и потому что самая служба выгодна, давая возможность или брать взятки, или торговать с русскими.

Восточная, северная и средняя Монголия и Хухунор, составляющие большую часть этой страны, населены совершенно однородным племенем, монголами собственно; а если и есть небольшие исключения, в роде баргу-бурят и элютов близ берегов Аргуни и Хуан-хэ, то исключения ничтожны по своему числу. Не то придется сказать про западную часть великой средне-азиатской степи, подвластной Китаю. Тут хребты Небесный, Алатау, Тарбагатай, Алтай, Танну, избороздив почву во многих местах, послужили причиною довольно большого разнообразия и в этнографии страны, подобно тому, как это мы видим, например, на Кавказе, в Турции и т. п. Не менее трех основных рас живет в этих местностях: на севере, у верховий Енисея – финно-турецкая, в средине, от Алтая до Тянь-шаня – монгольская, калмыцкой ветви, и на юге, за Тянь-шанем и отчасти в отклонах его – турецкая, уйгурского колена. К этим туземцам «западного края» китайское правительство прибавило еще в течение XVIII и XIX столетий, многочисленных переселенцев из Срединного Царства и из Маньчжурии. Вся эта пестрота казалась в Пекине вернейшим средством к удержанию края во власти, к тому, чтобы в нем не было определенной господствующей национальности. Для вящего достижения цели, многие тысячи туземцев были уведены на восток, многие сотни тысяч умерщвлёны поголовно на месте. Но все было неудачно. Этнографическая пестрота получилась, а государственного единства с преобладанием китайского элемента нет. И также, по-прежнему, обитатели верховий Енисея – сойоты, урянхи, дархаты – остаются сойотами, урянхами и дархатами; также различные отрасли калмыцкого народа – дурботы, элюты, торгоуты и т. д. переносятся с своими шатрами вдоль степи, чуждаясь китайских оседлостей. Я не говорю уже про народы турецкой расы, оседлых малобухарцев, дунганей и кочевых киргизов: эти варвары всегда оставались в живой оппозиции Китаю уже потому, что они мусульмане, а китайцы язычники, и что пекинскому правительству не удалось ни наградами, ни ласками привлечь их вождей или же открытой войной и коварством их истребить в конец.

Коснемся сначала северной половины западного края. Она образует то, что в географиях принято называть Чжунгариею, и что в частности состоит: а) из Илийского края; b) из так называемой северной тянь-шанской линии, от Баркуля и Урумци до Чугучака, ныне разрушенного; с) из калмыцких земель по верхнему Иртышу; d) из калмыцких же гористых и частью лесистых земель по южно-алтайским отклонам, и е) наконец из земель полу-земледельческих, полу-охотничьих финских племен в бассейне верхнего Енисея. Весь этот обширный и разноплеменный край до последних событий управлялся китайцами из трех главных центров: Урумци, Кульджи и Улясутая, где были расположены китайские войска. Но владычество Китая было тут почти фиктивным, за исключением узких полос у подножия гор, где довольно хорошее орошение почвы давало возможность водворить ряд китайских земледельческих, торговых и военных колоний. Все туземное население едва-едва повиновалось китайским властям, часто предаваясь бунтам и грабежам. Особенно илийский бассейн, куда, однако, пекинское правительство переселяло и китайцев, и туркестанцев, и даже маньчжуров, всегда был центром инсурекционных движений. Эти движения повторились и теперь, когда восстание охватило весь запад Небесной Империи, и вероятно надолго, если не навсегда, отторгло от нее Чжунгарию. Восстание это родилось, к северу от Тянь-шаня, в начале 1860-х годов и ныне привело частью к образованию мелких ханств, как в Кульдже, частью к анархии, царствующей в степи на север и восток отсюда. Знамя инсурекции было поднято мусульманами, и жертвами ее стали не только китайские правительственные лица и войска, но так-же земледельческие и правительственные выходцы из Срединного Царства. Около 14,000 последних бежали в наши пределы; другие были истреблены. От поселений маньчжуров, солонов и сибо почти ничего не осталось. Города Урумця, Кульджа, Чугучак и др., лежащие среди взволнованного края и имевшие китайские гарнизоны в особенно устроенных крепостях, были взяты 30-го октября 1870 года; ту же участь испытал Уля-сутай, главный город северной Монголии, а теперь дунгане грозят Урге.

Ниже я скажу, как незначительны были военные силы Китая в западном крае вообще, т. е. в Чжунгарии и Туркестане, и как, следовательно, малы были шансы успеха китайцев с самого начала восстания, несмотря на то, что, конечно, еще в 1862 году, по словам цзяньцзюней, в Кульдже и Урумци, все обстояло благополучно; теперь же перейду к беглому очерку, соседнего Чжунгарии с юга, восточного Туркестана. В 1857 году там началось серьезное волнение, произведенное мусульманскими туземцами турецкой расы, которые пожелали восстановить свою независимость и выдвинули на первое время вождем свирепого и невежественного Валихана-тюря, потомка прежних владетелей Кашгара. В это время, именно в 1858 году, туда был послан наш агент Чокан-Валиханов, молодой офицер из киргизов. С его поездки утвердилось у нас мнение, что восточный Туркестан имеет большое население, что-то в роде б, 10 и даже 30-ти миллионов душ, что следовательно, это страна, могущая образовать сильное государство. Это, мм. гг., положительная ошибка. Кто бывал в Средней Азии тот знает, что места годные под селения находятся там лишь в узких полосах под горами, как, например, у нас в заилийском крае. В Алтышаре эти, полосы должны быть особенно узки, потому что он лежит у южных покатостей Небесных гор иссушаемых солнцем и совершенно Лишенных лесов даже вблизи снежной линии. Легко понять, что полоса в каких-нибудь 5–8 верст шириной хотя бы и в 1,500 верст длины, ее может вмещать более двух или 2½ миллионов душ. И в самом деле по новейшим свидетельствам очевидцев, даже в знаменитом Кашгаре, важнейшем городе Туркестана, есть едва ли каких-нибудь 20,000 душ вместо предполагавшихся 70–90,000. Поэтому говорить о возможности образования тут сильного государства не стоит труда; но образование государства опасного соседям здесь очень возможно, потому что добраться до Туркестана откуда бы то ни было – из Китая, из Индии или из России – нелегко через высокие горы, а влияние политическое на соседние части России и Китая обеспечено для владельцев восточного Туркестана единоплеменностью и единоверием киргизов и других средне-азиатских племен. Китайцы хотя и понимали эту опасность, особенно после бунта 1820-х. годов, но не умели отстранить ее, вследствие конечно, того, что часто сменяемые вонные начальники немогли хорошо всмотреться в истинное состояние края, да и ни о чем больше не думали, как брать взятки и писать в Пекин что все обстоит благополучно. Восстание сначала ограничивалось одним Кашгаром и соседними ему городами; потом, мало по малу распространилось на Яркент, Аксу и, наконец, в последние годы на всю южную подгорную полосу Тянь-шаня, до самого Хами. Китайцы были отовсюду выгнаны, и для них ничего более не осталось как высылать новые армии через, степь, про которую их собственная государственная географии говорит, что она «населена злыми духами», потому что целые караваны иногда засыпаются песком По всей вероятности, возвращения их в Туркестан и не случится особенно после того, как восстание приобрело единого и официального главу в лице Якуб-бека, коканского проходимца, утвердившегося в Кашгаре и простирающего свои виды не только на восточный Туркестан, но и на Чжунгарию. Революция туркестанская находит притом сочувствие в одном неумолимом и могущественном сопернике Китая – в Англии, которая через Индию и Кашемир посылает в Яркент оружие, подобно тому, как это она делает через Афганистан с Бухарою и Хивою. Единственным благоприятным выходом из трудного положения для Китая было бы содействие наше, удар с севера на свирепого и уже враждебного нам Якуб-бека. Эту печальную обязанность нам, вероятно и придется исполнить, хотя бы из чувства самосохранения и сознания своих интересов в ближайшем будущем. Если же смотреть вдаль, то подобный удар на возникающее у пределов наших мусульманское государство, под влиянием Англии, есть для нас необходимост. Только позволительно желать не завоевания страны, в которой средним числом можно построить одно селение на какие-нибудь 500–700 квадратных миль, и которая, следовательно, была бы нам в убыток, а лишь искоренения в ней элементов, враждебных спокойствию в Средней Азии, А затем я готов сказать, что если уж нужно водворить в Туркестане владычество какой-нибудь большой державы, то пусть это будет снова Китай, которого интересы тождественны с нашими в Средней Азии, и которого дружба по этому самому надежна и притом доказана двухвековым миром. Некоторую услугу китайцам мы уже и сделали, выслав в мусартский проход, между Аксу и Кульджею, отряд, который, прерывает военную связь туркестантских инсургентов с илйскими; но это еще не все. Необходимо, по крайней мере, занять еще Урумци, чтоб, как выразился один из просвещенных наших администраторов в этих краях, ударить дунганское восстание в лоб и дать возможность китайцам придти из-за Гоби и найти готовый опорный пункт.