Татьяна Калинина - «Русская река»: Речные пути Восточной Европы в античной и средневековой географии

Возможно ли в свете этой теории утверждать, что, скажем, византийская карта конца XV в., на которой от Константинополя на север уходит пролив до Северного океана, или подобные карты из Западной Европы испытали влияние арабо—исламской картографии (что хронологически вполне возможно)? Я так не думаю. Дело в том, что Фуат Сезгин, говоря об исламском влиянии, имеет в виду математическую картографию, которая не имеет никакого отношения к нашему случаю. Наибольшее количество примеров сходства с западноевропейскими mаррае mundi дают круглые карты мира, произведенные в «классической школе» ал—Балхи, но именно эти карты представляют собой отклонение от основного направления арабской математической картографии, представленной, как полагают, картой мира ал—Ма'муна. [79] Ср.: Fuat Sezgin. Geschichte des arabischen Schrifttums. Bd. XII: 131: «Dieser Kartentypus wurde… in der islamischen Welt weit verbreitet und stellt eine eigene Richtung in der Entwicklungsgeschichte der arabisch—islamischen Kartographie dar». Существуют разные объяснения этого факта. В то время как К. Миллер видел здесь разрыв с греческой и особенно Птолемеевой традицией («eine Freimachung oder Loslösung der arabischen Kartographie von der griechischen Tradition und besonders von dem anfänglich vergötterten Ptolemaeus» [80] Miller К. Mappae arabicae: Arabische Weltund Länderkarten des 9.—13. Jahrhunderts. 5. Stuttgart, 1930. S. 184. ), Фуат Сезгин полагает, что эти карты возникли независимо от карт ал—Ма'муна («in Unkenntnis der Ma'mūnkarten entstanden sind» [81] Fuat Sezgin. Geschichte des arabischen Schrifttums. Bd. ХИ. a. 130. ).

Я думаю, что школа ал—Балхи, которая, как считают, «не знала» ни греческого влияния, ни традиции ал—Ма'муна, могла испытать влияние римской, «Агрипповой» картографической традиции, которая отличалась от научной греческой (Эратосфено—Птолемеевой) большим схематизмом и имела продолжение и в западноевропейской, и в византийской картографических традициях. [82] Некоторые примеры зависимости арабской картографии от европейской разобраны в работах: Podossinov А. V. Das Schwarze Meer in der geokartographischen Tradition der Antike und des frühen Mittelalters. I. Lokalisierung von Trapezus // Ancient West & East. 2, 2. 2003. S. 314–315; Podossinov A. V. Das Schwarze Meer in der geokartographischen Tradition der Antike und des frühen Mittelalters. II. Die Halbinsel Krim, das Azowsche Meer und die Straße von Kertsch // Ancient West & East. 3, 2. 2004. S. 338–353; Калинина Т. Μ, Подосинов А. В. Азовское море в античной, в средневековой европейской и в арабской картографии // Ad fontem. У источника. Сборник статей в честь Сергея Михайловича Каштанова. М., 2005. С. 108–119.

Свидетельством этого служит их сходство во многих принципиальных деталях, среди которых – круглая или овальная форма ойкумены, окруженной океаном, отсутствие следов математической картографии, соединение через реки/реку Черного и Балтийского морей, изображение Азовского моря как отдельного от Черного моря бассейна (см. об этом следующий очерк), очертания Средиземного моря и некоторые другие.

В качестве посредника в передаче этой картографической традиции могла выступить карта мира византийского императора Феодосия II, которая была создана по его инициативе в 435 г. на основе карты мира Агриппы, служа официальной картой империи этого времени. [83] См. об этой карте: Wolska—Conus W. La «carte de Théodose II»: sa destination? // Centre de recherche d’histoire et civilisation de Byzance. Traveux et Mémoires. 5. Paris, 1973. P. 276–278; Weber E. Tabula Peutingeriana. S. 117; Hövermann J. Das Geographische Praktikum des Claudius Ptolemaeus (um 150. p. C. n.) und das geographische Weltbild der Antike // Abhandlungen der Braunschweigischen wissenschaftlichen Gesellschaft. 31. Göttingen, 1980. S. 93–94; The History of Cartography. I. P. 259–260; Gautier Dalché Ρ. La ‘Descriptio mappe mundi’ de Hugues de Saint—Victor. Text inédit avec introduction et commentaire. Paris, 1988; Подосинов А. В. Константинополь на Певтингеровой карте (к вопросу о картографии в Византии) // Историческая роль Константинополя. Тезисы докладов XVI Всероссийской научной сессии византинистов. М., 2003. С. 92–94. В поэтическом эпилоге позднеантичного географического трактата Divisio orbis terrarum, адресованного Феодосию, говорится, что изготовители этой карты «представили весь мир в кратком изложении (totum breviter соmprehendimus orbem)». Карта мира Агриппы, которую и описывает Divisio, могла в этой форме служить основой для средневековых mаррае mundi и для позднегреческих и арабских карт (очень вероятно, как раз для карт школы ал—Балхи [84] Ср.: The History of Cartography. Vol. 2. Book 1. P. 129 о сходстве этих арабских карт со средневековыми таррае mundi и о возможном влиянии на них византийских карт. Хороший пример исламско—европейского взаимовлияния в картографии представляет собой типично западноевропейская T—O —mappa mundi VIII–IX вв. из Национальной библиотеки в Мадриде (Vitr. 14. 3. 117v), которая надписана по—арабски и содержит арабскую этно– и топонимию (см. о карте: Коновалова И. Г. Андалузская карта // Чекин Л. С. Картография. С. 54–56 и илл. 11). ). Конечно же, поставленный здесь вопрос не может быть решен в рамках данного очерка и заслуживает отдельного рассмотрения.

Подводя итоги, следует сказать, что в античной и средневековой геокартографиях в отношении Восточной Европы, несмотря на недостаток информации о севере этого региона, всегда существовало представление о возможности водного пути (прямого или с помощью волоков), соединяющего Черное и Азовское моря с Балтийским морем. По—видимому, помимо напрашивающихся объяснений данного обстоятельства тем, что это были «мнимые реальности», фантазии, научные спекуляции [85] Возможно, предполагаемой связью Танаиса (Дона) с Северным океаном следует объяснять ту легкость и настойчивость, с которой на протяжении многих веков по этой реке проводили границу между Европой и Азией, что географически малооправданно. или просто ошибки, следует принять во внимание и возможность существования реальных контактов населения Восточной Прибалтики и Причерноморья, которые могли осуществляться главным образом по речным путям и которые документируются археологическими данными [86] См. о них: Булкин Вас. А. Некоторые данные. С. 7–8; см. особенно с. 7: «Географическое положение центральной Белоруссии (откуда начинаются реки, текущие как в Черное море, так и в Балтийское. – А. П.) создавало вполне благоприятные условия для их использования в древности и в Новое время как путей сообщения между Балтийским и Черным морями». Ср. также: Шрамм Г. Реки Северного Причерноморья: Историко—филологическое исследование их названий в ранних веках. М., 1997. С. 83–86, 92. и отражаются в наших источниках. В конце концов, балтийский янтарь каким—то способом достигал стран Средиземноморья, где находил большой спрос, и одним из путей его поступления в Средиземноморье, по крайней мере, на рубеже эр, был путь по Неману и Березине в Поднепровье и далее в Черное море. [87] См.: Щукин М. Б. На рубеже эр. СПб., 1994. С. 190–201. Он же. Янтарный путь и венеды // Проблемы археологии. Вып. 4. СПб., 1998. С. 198–208; Kulakov V. I. Amber Lands in the Time of the Roman Empire. Oxford (BAR International Series 1359), 2005. Впрочем, еще Η. Blümner писал в RE. 5. Hlbd. 1897. Sp. 298 о более ранней датировке подобных контактов: «Aus altgriechischen Funden im Norden… hat man schliessen wollen, dass schon im 5. Jhdt. v. Chr. eine Handelsverbindung, die vornehmlich auch Bernstein betraf, zwischen der Ostsee und dem Schwarzen Meere bestand». См. также: Der Neue Pauly. 2. Stuttgart; Weimar, 1997. S. 575–577 о поступлении балтийского янтаря в Микены уже во втором тысячелетии до н. э. Несколькими столетиями позже и готы пришли в Причерноморье с берегов Балтики по Висле и Западному Бугу [88] Неслучайно, по—видимому, две реки Восточной Европы, одна из которых впадает в Балтийское море, а другая – в Черное и которые имеют свои истоки недалеко друг от друга, служа естественным продолжением друг друга, называются одним именем – Буг (Южный и Западный); об идентичности обоих имен см.: Шрамм Г. Реки. С. 65. Маркиан из Гераклеи (II, 39) рассказывает, что Рудон, река, впадающая в Балтийское море, имеет свои истоки у горы аланов, где живут сарматские аланы и где начинается Борисфен (Днепр), впадающий в Черное море (тὸ τῶν ᾽Αλανῶν Σαρμάτων ἔθνος, παρ᾽ οἶς τοῦ Βορυσθένους ποταμοῦ τοῦ εἰς τὸν Πόντον ἐξιόντος αἱ πηγαὶ τυγχάνουσι). Аммиан Марцеллин также локализует рядом (iuxta) с реками Хронос и Вистула народы массагетов, аланов и саргетов (XXII. 8. 38), которые, как известно, жили неподалеку от Черного моря. к низовьям Днестра и Дуная, [89] Одно из первых известий о появлении готов у Черного моря принадлежит Дексиппу, который в 262/263 году был архонтом в Афинах. Согласно Дексиппу (Chron. Frg. 14 и 16 Dindorf), в 238 году готы в первый раз напали на римскую территорию в районе Нижнего Дуная и разграбили город Истрию. О маршруте готов от Балтийского моря к Черному см.: Wolfram Η. Die Goten. Von den Anfängen bis zur Mitte des sechsten Jahrhunderts. Entwurf einer historischen Ethnographie. 3. Auf. München,1990. S. 52–53; Седов B. В. Славяне: Историко—археологическое исследование. Μ., 2002. С. 142–150. а в еще более поздние времена здесь функционировал хорошо известный древним скандинавам, славянам и византийцам водный путь «из варяг в греки», о котором не знал цитированный в начале очерка венецианский историк Марк Сабеллик, – т. е. «водный путь из Британнского моря через Германское и Сарматское к Меотиде и Босфору, а затем оттуда в Понтийское море» существовал!