Алан Гринспен - Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы

Исследование ущерба, нанесенного банкам бегством вкладчиков в годы депрессии, заставило меня считать, что в целом страхование депозитов положительное явление 83 83 Я всегда полагал, что платежная система должна быть полностью частной, однако, как выяснилось. Fedwire (система электронных платежей ФРС) предлагает нечто такое, чего ни один частный банк предложить не может: безрисковые финансовые расчеты. Дисконт ное окно ФРС служит кредитором последней инстанции, т.е. выполняет функцию, которую частный сектор выполнить неспособен без потери акционерной стоимости. . Однако существование системы финансовых гарантий правительства, несомненно, приводит к возникновению так называемого морального риска. Этот термин используется в страховом бизнесе для обозначения риска того, что клиенты с большей готовностью пойдут на опасные действия при наличии страховки от негативных последствий их поведения. Меры по регулированию деятельности в сфере кредитования и приема депозитов следует продумывать очень тщательно, с тем чтобы свести к минимуму моральный риск, неизбежно связанный с ними. Демократия требует компромиссов.

Меня очень порадовало, что выполнение функций регулятора оказалось не таким обременительным, как я опасался. За время работы в ФРС мне приходилось голосовать в Совете управляющих сотни раз, однако в меньшинстве я оказался лишь однажды. (Я настаивал на том, что потребительское право, требующее раскрытия процентной ставки, предлагает неправильный метод расчета. Этот спор носил скорее философский характер.) Я никогда не втягивался, подобно некоторым, в жаркие споры по поводу формулировок, а вступал в дискуссию только по тем проблемам, которые считал важными для функционирования ФРС и финансовой системы в целом.

С годами я понял, как свести вмешательство регулирования к минимуму. Вот мои три эмпирических правила.

1. Регулирование, введенное в условиях кризиса, требует последующей тонкой настройки. Закон Сарбейнса — Оксли. который в спешке протащили через конгресс после банкротства Елгоп и WorldCom и который требовал от компаний более полного раскрытия информации, является сегодня первым кандидатом на пересмотр.

2. Иногда несколько регулирующих органов лучше, чем один. Единственный регулятор стремится уйти от риска. В попытке оградить себя от всех возможных негативных последствий он делает бремя регулирования невыносимым. В финансовой сфере, где компетенция ФРС пересекается с компетенцией Контролера денежного обращения. Комиссии по ценным бумагам и биржам, а также других органов, мы держим друг друга под контролем.

3. Регулирование устаревает и нуждается в периодическом пересмотре. Я понял это. наблюдая за Вирджилом Маттингли, бессменным руководителем группы юрисконсультов Совета управляющих ФРС. Он относился очень серьезно к требованию о пересмотре норм регулирования, введенных ФРС. каждые пять лет. Все устаревшие нормы решительно изымались.

На мой взгляд, участие государства необходимо в сфере борьбы с мошенничеством, которое является бичом любой рыночной системы 84 84 Мошенничество разрушает сам рыночный процесс, поскольку он невозможен без доверия участников рынка друг другу. . Вашингтон поступил бы правильно, если бы вместо изобретения новых правил занялся контролем исполнения законодательства, направленного против мошенничества и других злоупотреблений.

Нередко законодатели и регуляторы, поспешно вводящие новые законы и правила в ответ на рыночные кризисы, делают такие ошибки, на исправление которых требуются десятилетия. Я давно говорил, что Закон Гласса — Стиголла, который d 1933 году отсек от коммерческих банков бизнес, связанный с ценными бумагами, был ошибкой. Во время слушаний в конгрессе в 1933 году на свет были вытащены факты, создававшие впечатление. что ненадлежащее использование банками филиалов, специализирующихся на операциях с ценными бумагами, подрывает устойчивость бизнеса. Только после Второй мировой войны, когда компьютеры позволили оценить банковскую систему как единое целое, все увидели, что банки с такими филиалами пережили кризис 1930-х годов лучше, чем все остальные. За несколько месяцев до того, как я приступил к выполнению обязанностей председателя ФРС. Совет управляющих предложил вновь разрешить банкам торговать ценными бумагами через свои филиалы, но со значительными ограничениями. В дальнейшем Совет управляющих не раз предлагал ослабить эти ограничения, и я неоднократно настаивал на внесении изменений в законодательство во время выступлений на Капитолийском холме. Закон Гласса — Стиголла был отменен лишь с принятием Закона Грэмма — Лича — Влайли в 1999 году. К счастью. Закон Грэмма — Лича — Блайли, восстановивший гибкость финансовой индустрии, построен на правильных предпосылках. Понимание пагубности чрезмерного регулирования и необходимости экономической гибкости значительно углубилось в последние годы. Мы не должны идти на попятную в этих вопросах.

Глобализация, продвижение капитализма на мировые рынки, как и сам капитализм, являются объектами неослабевающей критики со стороны тех, кто видит лишь разрушительный аспект процесса созидательного разрушения. Однако факты говорят о том, что выгоды от глобализации намного превосходят связанные с нею издержки, даже за пределами экономики.

Так, экономист Барри Эйхенгрин и политолог Дэвид Леблан в своей работе. опубликованной в конце 2006 года, отметили «позитивную взаимосвязь [на протяжении 130 лет с 1870 по 2000 год] между глобализацией и демократией». По их мнению, «открытость в торговле способствует расширению демократии... Влияние финансовой открытости на демократию не так сильно, однако имеет тот же характер... демократия, в свою очередь, ведет к ослаблению контроля над капиталом».

Таким образом, нам необходимо сконцентрировать усилия на преодолении страха перед темной стороной процесса созидательного разрушения, а не на изобретении ограничений для экономической системы, от которой зависит процветание всего мира. Инновации важны для глобального финансового рынка не менее чем для сферы технологий, производства потребительских продуктов и здравоохранения. В условиях развития глобализации и в конечном итоге ее замедления финансовая система должна сохранять гибкость. Протекционизм, какие бы обличья он ни принимал, политические или экономические, и что бы он ни затрагивал, торговлю или финансы, — это путь к экономической стагнации и политическому авторитаризму. Нам ни в коем случае нельзя идти в этом направлении. Мы достойны лучшего.

«Что происходит?» — недоумевал я в июне 2004 года, беседуя с Винсентом Рейнхартом, директором Департамента денежно-кредитной политики Совета управляющих ФРС. Я был обеспокоен тем, что, несмотря на повышение ставки по федеральным фондам, доходность 10-летних казначейских облигаций снизилась, а не выросла. Такое обычно случается в конце цикла ужесточения кредитной политики, когда долгосрочные процентные ставки полностью отражают снижение инфляционных ожиданий — результат мер. принятых ФРС 85 85 Более типичным было изменение долгосрочных процентных ставок, например, в 1994 году. С февраля мы подняли ставку по федеральным фондам в общей сложности на 175 базисных пунктов, чтобы предотвратить рост инфляционных ожиданий. Доходность долгосрочных казначейских облигаций росла. Лишь в конце 1994 года, после того как мы подняли ставку* по федеральным фондам еще на 75 базисных пунктов, их доходность снизилась. . Снижение доходности в начале цикла казалось мне весьма странным.