Эрик Райнерт - Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными

Поскольку капитал как таковой считается ключом к развитию, бедным странам выдают кредиты, однако производственный и промышленный строй не способен прибыльно освоить их. Начисленные проценты часто превышают норму прибыли, полученной с инвестиций. Поэтому финансирование развития может быстро приобрести черты финансовой пирамиды, которая приносит прибыль только тем, кто ее основал и находится недалеко от выхода [215] См.: Kregel Jan . External Financing for Development and International Financial Stability//Discussion Paper Series. UNCTAD. Geneva, 2004. No. 32. . Вложения в человеческий капитал без внесения одновременных изменений в производственную структуру, с тем чтобы создать спрос на полученные умения, не способствуют ничему, кроме эмиграции. В обоих случаях мы видим эффекты обратной волны экономического развития: больше капитала — денежного и человеческого — будет направляться из бедных стран в богатые, чем наоборот. Объяснить это можно типом экономического строя, характерным для бедных стран, т. е. порочным кругом бедности, который создается нехваткой спроса и предложения, а также отсутствием возрастающей отдачи. Промышленная политика США в 1820–1900 годы — вот лучший пример, которому должны следовать страны третьего мира, пока они не научатся получать выгоду от международной торговли.

Денежные вливания должны сопровождаться учреждением промышленного сектора и секторов услуг, способных принять физические и человеческие инвестиции, как это было сделано по Плану Маршалла. Уйти от производства сырьевых товаров необходимо для того, чтобы создать экономическую основу для стабильности и благосостояния, даже если новые сектора не сразу выдержат мировую конкуренцию. Зарождающейся индустриализации понадобятся особые условия (такие как предложенные Планом Маршалла) и такая же интерпретация Бреттонвудского соглашения, какая была принята после окончания Второй мировой войны.

То, что неоклассические экономисты плохо понимают, как работает бизнес, усугубляет проблему. В основе их версии капитализма лежит совершенная конкуренция и равновесие — ситуация потенциально весьма неприбыльная. Любой успешный и прибыльный бизнес основан (почти по определению) на получении ренты. В страдающих от бедности странах третьего мира условия приближаются к ситуации уменьшающейся отдачи и совершенной конкуренции, в то время как богатые страны, экспорт которых соответствует условиям Шумпетеровой динамической конкуренции, получают ренту, которая приводит к росту зарплат и дает основания для налогообложения. Отказ понять, что для развития необходима Шумпетерова несовершенная конкуренция, лежит в основе возражений против промышленной политики. Все, что способствует несовершенной конкуренции, считается способствующим коррупции.

Кейнс считал, что инвестиции являются результатом стихийного оптимизма, который он называл жизнерадостностью (animal spirits). В отсутствие такого оптимизма (желания инвестировать в условиях неопределенности) капитал стерилен, как в мире Йозефа Шумпетера и Карла Маркса. Мотивация, стоящая за animal spirits, — желание максимизировать прибыль, нарушив тем самым равновесие совершенной конкуренции. С точки зрения бизнесмена, бедные страны страдают от нехватки инвестиций, потому что в них мало прибыльных инвестиционных возможностей, а мало их из-за низкой покупательной способности и высокого уровня безработицы. Крестьян, едва сводящих концы с концами, не назовешь выгодными потребителями для большинства производимых товаров и услуг. Тарифы могут создать стимулы для переноса производства на рынки труда бедных стран. Исторически это было сознательным компромиссом между интересами получателя зарплаты и производителя. Идея, что индустриализация поможет быстро увеличить количество рабочих мест и повысить уровень зарплат (что оправдает временно завышенную цену на промышленные товары), лежала в основе импортозамещающей индустриализации латиноамериканских стран, которая долгое время была крайне успешной, а также в основе американской экономической теории в 1820-е годы [216] См. ранее процитированные работы Дэниела Реймонда и Мэтью Кэри. .

Идея, что открытость облегчает судьбу бедных стран, противоречит здравому смыслу и историческому опыту. Много раз быстрая экономическая открытость отсталой страны уничтожала небольшую производственную деятельность, которая в ней существовала, тем самым обостряя ситуацию. Мудрые теоретики развития прошлых времен Джеймс Стюарт и Фридрих Лист подчеркивали, что торговля должна открываться постепенно, чтобы дать производственному сектору бедного торгового партнера время к ней приспособиться. Именно так Евросоюз проводил интеграцию Испании в ЕС в 1980-е годы; интеграция прошла успешно. Однако в результате триумфального настроения, начавшегося в 1989, году, прежняя практика интеграции была забыта, сменившись шоковой терапией.

Начиная с объединения Италии в XIX веке и заканчивая интеграцией Монголии и Перу в 1990-е годы, исторический опыт подсказывает нам, что свободная торговля между странами, находящимися на разных уровнях развития, приводит к уничтожению наиболее эффективных промышленных секторов наименее эффективных стран. Я назвал это явление эффектом Ванека — Райнерта. Его можно было наблюдать во Франции после окончания войн с Наполеоном, во время объединения Италии и во время конца истории — в странах как «второго», так и третьего мира. Первой вымирала наиболее продвинутая обрабатывающая промышленность, а последним — наименее продвинутое натуральное хозяйство. Последовательность такова: деиндустриализация, затем деагрикультурализация и депопуляция. Это явление характерно для многих стран, например Мексики, Молдавии, периферийной Европы, где живут только люди старше 60 и младше 14 лет, а население трудоспособного возраста работает за рубежом.

В Перу и Монголии реальная зарплата достигла максмальной отметки во время периода «неэффективного» импортозамещения. Мейнстримова экономическая наука упрямо отказывается замечать реальные порты, аэропорты, дороги, электростанции, школы, больницы и отрасли услуг, появившиеся благодаря «неэффективному» промышленному сектору, а ведь все эти блага были результатом созданного этим сектором спроса на труд и инфраструктуру [217] Спасибо Карлоте Перес за то, что она сформулировала эту идею. . То же происходило в Англии после 1485-го, в Германии после 1650-го, в Соединенных Штатах после 1820-го и в Корее после 1960 года. Эти страны начинали строить свое богатство, создавая «неэффективные» национальные сектора промышленности. Развитие национальной эффективности начинается с предварительной стадии, которая недалеким умам (но не Адаму Смиту) может показаться относительно неэффективной. Эта стадия была обязательной частью развития, через которую прошли все богатые страны, однако сегодня она запрещена мировыми финансовыми организациями.