Андрей Бородин - АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 1

Сегодня должна была прийти женщина-следователь, но вместо нее явился подпол. Удивительно — на сей раз он повел себя дружелюбно, почти по-отечески. Поздоровался. Положил на тумбочку у койки пачку сигарет. Благосклонно кивнул, узнав, что я не курю. Решил сменить амплуа. Интересно, для чего? Наверное, какой-то хитрый психологический приемчик, чтобы заставить меня расколоться. Зря стараются. Я уже рассказал им все, что знаю.

Что они хотят услышать на этот раз? С чего все началось? Я уже говорил. Началось все с Книги… Но нет, подполковник и слышать не хочет о Книге. Его интересует исключительно криминал. Ладно. Рассказываю снова.

В тот вечер Рей и Дани снова погрызлись. Я помню это так отчетливо, будто все произошло накануне. В нашей хибаре всего одна комната. Минимум мебели — продавленный диван, две койки, стол, пара табуреток. Сломанное кресло, заваленное одеждой, которое мы используем вместо платяного шкафа. Между прочим, очень удобно.

Тускло светит керосинка на подоконнике. Рей валяется на койке, вертит в руке пухлый конверт. У койки на полу стоит дряхлый раздолбанный магнитофон на аккумуляторных батарейках. Модель конца 90-х, с двумя отсеками — для компактдиска и для пленочной кассеты. В те времена компакт-диски были редкостью, и этот комбайн, наверное, считался продвинутой моделью. Магнитофон включен, и на всю хибару орет The House of the Rising Sun группы Animals. Любимая песня Рея. Дани ее ненавидит. Он ненавидит все, что имеет отношение к «грязным хиппи», в частности — западную музыку шестидесятых. Дани сидит за столом, обхватив голову руками, зажав уши ладонями. Невидящими глазами смотрит в раскрытую Книгу, пытаясь сосредоточиться.

Накануне они с Реем уже успели поругаться. Не слишком сильно, без мордобития. Рей продал издателю свой новый рассказ. Получил гонорар. Дани предложил сложить эти деньги в нашу общую кассу, Рей отказался. Далее состоялся их обычный обмен «любезностями» — я уже привык и почти не реагирую. Теперь Дани сидит в углу, пытаясь сосредоточиться над Книгой, а Рей валяется на койке, размахивая конвертом с гонораром. Будто нарочно для того, чтобы еще сильнее поддеть Дани.

Я лежу, натянув на голову одеяло. Пытаюсь уснуть. За время своей жизни в общаге я научился засыпать в любой обстановке — при включенном свете, при орущем магнитофоне, под ругань и пьяный гогот. Я зверски устал — от Рея, от Дани, от всего того, чем мы сейчас занимаемся. При других обстоятельствах наша компашка давно бы разбежалась на все четыре стороны, но мы зашли слишком далеко. Мы уже не можем остановиться.

Наконец Дани не выдерживает.

— Рей, выруби это дерьмо! — кричит он.

— Не нравится? — говорит Рей, осклабившись. — Иди читать на улицу. Там тебя уже ждут. А у гениального писателя сегодня праздник, он продал издателю свой очередной шедевр.

— Ты хер собачий, а не писатель, — рычит Дани. — Выруби музыку!

Рей недобро усмехается. Швыряет конверт, слезает с койки. Подходит к магнитофону и врубает звук на полную громкость. Теперь уже не выдерживаю я.

— Слушайте, заткнитесь вы оба! Дайте поспать человеку.

Они не реагируют на мои слова. Стоят посреди комнаты лицом к лицу, как две гиены, готовые наброситься друг на друга. Рей ухмыляется. Дани трясется от злости. Наконец он плюет Рею под ноги и выбегает из дома, с силой захлопнув за собой дверь.

— Куда это он? — говорю я.

Рей пожимает плечами.

— Пошел сочинять пятистишия в сиянии бледной Луны. Шизик.

Хмыкнув, Рей возвращается к своей койке и вырубает, наконец, магнитофон. В доме становится тихо, очень тихо. Слышен лишь оглушительный стрекот цикад за окном. В глубине леса с треском падает дерево. Потом еще одно.

— Слышал? — говорит Рей. — Надеюсь, наш невидимый друг отгрызет Данику его тупую башку.

Я не отвечаю. Рей садится на койку, начинает пересчитывать деньги. Он нервничает. Это заметно по его лицу, по трясущимся пальцам. Стрекот цикад просто невыносим. Рей сказал однажды, что древние арабы называли его «аль азиф». «Вой демонов». Им чудились голоса демонов в пении ночных насекомых.

Не знаю, что там на самом деле слышали арабы, но я в стрекоте ночных цикад слышу лишь голос Дани. Сейчас, когда он умер. Вот это по-настоящему невыносимо. Я различаю отдельные слова и целые фразы, но не могу уловить их смысл. Не могу. А надо бы. Дани пытается сказать что-то очень важное. Никто ведь так и не узнал, куда подевалась Книга, и где сейчас тот, кто бродил кругами вокруг нашей хибары, ломая деревья… Главное — не проговориться врачам. Решат, что у меня галлюцинации и увеличат дозу. Вот этого не нужно. От этих таблеток я и так чувствую себя полуидиотом.

Поначалу я не воспринимал это всерьез. Для меня это было какой-то игрой. Я жил нормальной жизнью.

Был самым заурядным студентом-второкурсником. Писал рассказики, показывая их лишь самым близким друзьям. Рассчитывал со временем напечататься. Необязательно в солидном издании, для начала сойдет и «Моргана». А потом я снова встретил Дани. Встретил там, где меньше всего ожидал его увидеть. В музее киноискусства, на показе какого-то немого фильма 1920-х. Я не любитель таких фильмов, но они нравились моей девушке. Это она уговорила меня пойти. Черт! Если б я только мог знать заранее, чем все это кончится…

В фойе небольшого кинозала тусовались зрители. Типичная хипстерская публика. Тряпье из секонд-хенда, дреды, пирсинг. У Гели тоже был пирсинг. Геля. Моя девушка. Она носила маленький серебряный гвоздик в правой брови. Мне это не очень нравилось. Вообще не понимаю, к чему весь этот пирсинг на роже. Похоже на кожное заболевание.

В фойе меня окликнул Дани. Выглядел он гораздо лучше, чем в тот день, когда я последний раз видел его. Чудо-таблетки явно пошли ему на пользу. Внешне он мало изменился — все та же джинсовая куртка из секонда, армейские ботинки. Только волосы стали длиннее. С ним был Рей Харли. Тот самый, чьим писательским талантом я так восхищался. На самом деле зовут его Евгений. Звали. Но он настаивал, чтобы его называли Реем. Говорил, что это имя приносит ему удачу. Он подписывал этим псевдонимом свои произведения и ни разу не получил отказа от редакции.

Мне давно хотелось узнать, как на самом деле выглядит этот Рей Харли. В сборниках «Морганы» не печатали портреты авторов.

Среднего роста, рыжеватые волосы, блеклые глаза, лицо такого цвета, будто он сильно обгорел на солнце. Сказал, что ему двадцать шесть, хотя выглядел лет на десять старше. На нем был светлый пиджак, из-под которого выглядывала черная футболка с цветным принтом. Сказать по правде, представлял я его совсем по-другому. В его внешности было что-то отталкивающее. Не знаю, что именно было не так. Быть может, все дело в его выражении лица, в этой неподвижной, будто приклеенной, ухмылке уголками губ. Или в его манере держаться — в нем было что-то от плохого актера, ломающего комедию перед публикой.