Джон Хардинг - Флоренс и Джайлс

Мужчина и женщина встали у меня за спиной в очередь к кассе. Я чувствовала их нетерпение. Женщина просунула голову над моим плечом.

— Нужно постучать в стекло, — обратилась она ко мне и сама ударила несколько раз костяшками по стеклу окошка.

Окошко, как по волшебству, отворилось, и передо мной оказалась круглая голова лысого человечка.

— Да, мэм?

— Один билет на девятичасовой курьерский до Нью-Йорка, пожалуйста.

— Обратный билет вам потребуется, мэм?

— Нет. — Голос сорвался, и я громко прочистила горло. — Только в одну сторону. Возвращаться я не планирую.

Человечек протянул мне билет, и я заплатила ему из денег, взятых из сумочки мисс Тейлор. Не успела я отойти, кассир сразу же заговорил со стоявшим за мной мужчиной, а обо мне, кажется, никто уже и не вспоминал.

Из кассового зала я вернулась на перрон. Когда проходила мимо поезда, локомотив с шипеньем и свистом выпустил струю пара, совершенно окутав меня облаком, чему я порадовалась и мысленно поблагодарила за помощь: он напомнил мне, что следует быть осторожнее и не лезть на глаза. Я прошла вдоль всего состава, от хвоста к голове, с трудом сохраняя внешнее спокойствие, потому что локомотиву явно не терпелось пуститься в путь, он в нетерпении «бил копытом» и, разогреваясь, фыркал и пыхтел все громче. У первого вагона я увидела группу из шести или семи человек, которые по лесенке взбирались в поезд, и решительным шагом направилась к ним. Заметив меня, один из них оттолкнул другого мужчину в сторону и, сдергивая с головы шляпу, показал мне на ступеньки:

— После вас, мэм.

Я поблагодарила сдержанным кивком и поднялась по лесенке. Вагон был почти полон, потому что поезд ехал издалека и до нашего городка останавливался во многих местах. Я шла по проходу, поглядывая по сторонам, как будто искала место. В конце вагона навстречу мне поднялся человек в кричащем клетчатом костюме и шляпе-котелке, он поспешно стащил саквояж, который стоял на соседнем месте, и обратился ко мне:

— Вот свободное место, мэм.

Я не знала, что делать, что ему ответить: мне не нужно было место, я ведь не собиралась уезжать, но нельзя было и пройти, не удостоив его ответом. То, что я заколебалась и приостановилась, могло дорого мне стоить, доложу я вам. Быстро собравшись с мыслями, я кивнула в знак благодарности, помахала рукой, отказываясь от предложения, и прошла в конец вагона, как будто собиралась пройти в следующий в надежде найти местечко получше. Я не планировала заходить в другой вагон, а хотела поскорее убраться восвояси. Однако по проходу навстречу мне шли дамы, пришлось посторониться и дать им дорогу.

Наконец мы разошлись, и я уже приготовилась спуститься по лесенке, когда за спиной вдруг раздался голос:

— Поверьте мне, мэм, в остальных вагонах народу не меньше.

Обернувшись, я обнаружила все того же ярко-клетчатого джентльмена. Он снял с головы котелок и плотоядно смотрел на меня. Я замерла в нерешительности, поняв, что попала в западню. Внезапно раздались оглушительное шипение и свист, локомотив выпустил новую струю пара. Поезд содрогнулся, и мне пришлось ухватиться за что-то, чтобы не упасть.

— Я… я…

— Ну же, мэм, смелее. Я не кусаюсь, чесслово.

— О, конечно, я вам верю, — вдохновенно заговорила я. — Но, видите ли, я вовсе не ищу свободное место. Я иду за своим чемоданом, я оставила его… там, через два вагона отсюда.

— Ну, мэм, так я с радостью помогу вам. Вы только опишите, какой у вас багаж, я за ним сбегаю.

Поезд снова дернулся.

— Вы его сразу заметите, это очень заметный чемодан, он, видите ли, красного цвета. Ярко-красный бархат. Я оставила его на последнем сиденье через один вагон отсюда. Я… я прощалась с сестрой… и, знаете, так была огорчена расставанием, что пошла куда-то и забыла обо всем на свете. Ну что я за простофиля! А вы и правда так добры, что можете принести его мне?

Нахлобучив котелок на голову, он коснулся его рукой:

— С удовольствием, мэм. А вы благоволите пройти вот сюда, чтобы место тем временем не заняли, — я мигом вернусь с вашим чемоданчиком.

Не успел он скрыться в соседнем вагоне, как поезд зашипел, дернулся, раздалось громкое лязганье металла, и в открытую дверь вагона я увидела, что билетная касса проплыла мимо. Я огляделась — на меня никто не смотрел. Я сняла шляпу, сунула под мышку, спустилась по ступенькам и остановилась на самой нижней. Поезд набирал ход — если я не решусь и не спрыгну прямо сейчас, будет слишком поздно. Я прыгнула и сумела устоять на ногах — вот и прекрасно, мне совершенно не хотелось привлекать к себе внимание.

На платформе все еще было людно, местные жители прощались с отъезжающими, всюду сновали носильщики. Укутавшись в плащ и накинув на голову капюшон, я поспешила прочь, на этот раз не через кассовый зал, а кругом, невольно улыбаясь при мысли о том, как пестроклеточный рыщет в поисках красного бархатного чемоданчика, найти который ему не суждено. Разумеется, если бы мисс Тейлор и в самом деле села на поезд, чемодан у нее обязательно должен был быть, но я же не могла оставить багаж в поезде, чтобы его там нашли: возникли бы лишние подозрения. Оставалось надеяться, что свидетели, запомнившие женщину в шляпе с вуалью, не обратили внимания, был ли при ней багаж.

Выйдя с перрона, я бросила прощальный взгляд на Дрозда и двуколку. Старый наш добрый мерин спокойно стоял там, где я его оставила. Бедняге предстояло провести долгую ночь на морозе, от мысли об этом на глаза у меня навернулись слезы, жаль было Дрозда и стыдно, что ему придется вытерпеть все это по моей милости. Мне вспомнился и Тео, лежащий на холодной земле, с обледеневшими волосами, и, признаюсь, я пролила несколько слезинок, думая о нем.

Путь, который я так быстро проделала на двуколке (хотя, будучи неопытным возницей, старалась не гнать и ехать помедленнее), теперь, когда я шла пешком, растянулся на целую вечность. Прошло добрых двадцать минут, а я еще только добралась до окраины города. Я валилась с ног от усталости, потому что в это время обычно уже лежала в постели, а также и из-за всего, через что мне пришлось пройти в этот день: я, надрываясь, снимала тяжеленные камни и брусья с колодца, а потом водружала их обратно, таскала несчастного Тео, бегала, стараясь везде поспеть. Теперь же при одной мысли, что мне предстоит пройти десять миль или около того, колени делались ватными.

Вокруг было безлюдно, я вздрагивала от каждого звука. Каждое совоуханье заставляло подпрыгнуть, а при виде пролетающей над головой летучей мыши я невольно приседала. Раз-другой, завидев карету, я сбегала с дороги и пряталась за деревьями. То и дело я оступалась и падала, больно стукаясь коленями и обдирая руки. Снова поднялся ветер, а последние несколько миль он дул мне прямо в лицо, словно хотел помешать.