Сильвия-Маджи Бонфанти - Переулок Солнца

— А может, в давние времена солнце не там ходило? — подсказывает Йетта.

Анжилен другого мнения. Он считает, что имя переулку дали сами жители (в давние времена, разумеется), потому что очень уж хотелось им солнца — пусть даже в виде слова, напитанного на стене.

— Говорю вам, что это была жажда! Великая жажда! — обычно добавляет он.

Как бы там ни было, а переулок назвали именно так.

По утрам Переулок Солнца усеян кульками с мусором, в которых ночью основательно рылись кошки. Поэтому свою утреннюю прогулку Анжилен и Томмазо совершают среди капустных кочерыжек, картофельной шелухи и глиняных черепков.

Анжилен проходит весь переулок до угла, и, свистнув Томмазо, возвращается; пес, опустив морду, нехотя плетется за ним следом.

— Томмазо, — предупреждает хозяин, — начинается цивилизация.

Фраза эта стала ритуальной. Услышав ее, собака печально подставляет морду и через минуту, уже в наморднике и ошейнике, снова семенит рядом с хозяином.

— Цивилизация, Томмазо. Ци-ви-ли-за-ция! Это, братец: что посеешь, то пожнешь.

И, взглянув на собаку, которая, опустив уши, плетется в самом подавленном настроении, Анжилен начинает напевать: «В бедности моя отрада…»

В Переулке Солнца нет недостатка в философах.

Из своего окошка, выходящего на крышу, Рыжая наблюдала за кошкой Биджей, которая сидела со степенной грацией на черепице у трубы и совершала утренний туалет, облизывая лапу, а потом деликатно проводя ею по мордочке.

Грациелла отодвинула цветы, которые тетка упорно выстраивала на ее окне, и, опершись руками о подоконник, выпрыгнула на крышу.

— Иди сюда, Биджа, иди сюда, — позвала она.

Кошка повернула голову, но даже не подумала двинуться с места. Тогда, встав на четвереньки, девушка сама полезла к ней.

Биджа позволила взять себя на руки и погладить. Она ткнулась носом Грациелле в лицо, потом мягко вырвалась, скользнула прочь и снова удобно примостилась у трубы, уже нагретой солнцем.

Неожиданно на колокольне ударил колокол, спугнув целую стаю ласточек, обитавших под каждым желобом, и заставив задрожать старую черепицу. Грациелла сосчитала удары и, съехав к своему окну, прыгнула в комнату. Еще раз взглянув на кошку,

она ласково улыбнулась ей, и от этой улыбки грубое лицо девушки вдруг стало нежным.

На колокольне снова зазвонили и ласточки опять с криком взмыли ввысь. Грациелла, принялась ставить горшки на место, в сердцах безжалостно стукая их друг о друга. Она ненавидела эти цветы за их слабые стебельки и бледные листья, говорящие о том, что им не хватает солнца и хорошей земли, ненавидела потому, что они напоминали ей собственную блеклую, худосочную юность.

Проведя разок гребенкой по копне своих рыжих волос, прикусив губы, чтобы они стали поярче, она одернула юбку и, прыгая через ненадежные ступеньки крутой деревянной лестницы, которые она знала наизусть, слетела вниз, в убогую кухоньку, где ее молча дожидалась тетка.

Девушка схватила со стола чашку кофе с молоком, в два глотка проглотила ее содержимое, поставила чашку на место и вытерла губы.

— Не по вкусу, что ли? — спросила женщина.

— Гнилью пахнет!.. Э! В конце концов, все здесь гнилью, пахнет, даже стены. — Она повернулась, собираясь уходить, потом добавила: — Да и мы, наверно, тоже…

Хлопнув дверью, девушка выскользнула на лестницу, вечно чем-то залитую, с зеленой плесенью между расшатанными ступеньками, выбежала в переулок и, остановившись у ворот дома номер одиннадцать, заглянула во двор. У Зораиды дверь была закрыта, а раз хозяйка спит, значит можно еще немного погулять.

Грациелла прошла переулок, повернула за угол улицы делла Биша и побежала к покрытому кустарником и буйными зарослями крапивы пустырю, который протянулся вдоль канала. Здесь среди низинок и холмиков петляли тропинки, проложенные тачками прачек. Грациелла дошла до бровки насыпи, возвышающейся над каналом, и хотела было уже сбежать вниз по склону с намерением заняться своим обычным развлечением — бросать плоские камешки, заставляя их подпрыгивать на воде, — как вдруг ее удержало что-то похожее на стыд. Нет, она уже не девочка, и если кто-нибудь застанет ее за таким занятием, то, чего доброго, засмеет. Поэтому она пошла дальше по бровке, наблюдая за женщинами, стирающими белье на берегу.

— Привет, Рыжая! — донеслось снизу.

Никто в переулке не звал ее по имени. Только старый учитель, встречая ее, каждый раз останавливался и с улыбкой спрашивал;

— Ну как сегодня наша Грациелла?

Но что значит пенсионер? Ведь для всех остальных она, всегда, сколько помнила себя, была Рыжая. Даже собственная тетка звала ее так, и девушка не обижалась. Правда, временами, когда ее неожиданно охватывала жажда нежности, ей хотелось, чтобы кто-нибудь назвал, ее по имени. В такие минуты она ласково шептала сама себе: «Грациелла… Грациелла…», до тех пор, пока от волнения не подступал к горлу комок…

Голоса прачек на канале стихли, когда она, пройдя по извилистой тропке, вышла на улицу, ведущую, к центру. Тут она задержалась, чтобы всласть поглазеть на витрины магазинов. Витрины всегда приводили ее в восторг. Она любовалась элегантными платьями, отдавая предпочтение вечерним, потому что они были красивее и роскошнее других. Глядя на особенно понравившееся ей платье, девушка мечтала, что в один прекрасный день и у нее будет такое же. Она уже видела себя облаченную в мягкие шелка, так чудесно шелестящие на ходу.

«А что, я тоже сумею носить их, — говорила она себе, — еще как сумею, получше некоторых синьор!»

Подойдя к одной из витрин, которая нравилась ей больше других, Грациелла принялась созерцать выставленные там новинки. Вдруг она заметила в зеркальном стекле отражение худого лица с морщинками, собравшимися в уголках губ, на котором резко выделялись черные глаза, словно две кляксы, посаженные на белую страницу тетради.

Она отшатнулась. Конечно, в этом виноваты ее рыжие ресницы — она знала это, но все равно кляксы каждый раз приводили ее в отчаяние. Глаза, не оттененные ресницами всегда казались круглыми и резко выделялись на фоне лица. Правда, эту беду в любое время можно поправить. Рыжая знала, что существуют разные косметические средства, и дала себе слово когда-нибудь испробовать их.

Она поравнялась с баром, из открытой двери которого на нее пахнуло ароматом кофе и горячих пирожков. Девушка зажмурилась, вдыхая этот аромат, потом, гордо подняв голову, быстро прошла мимо. В конце квартала она задержалась перед игрушечным магазином. Глядя на кукол, выставленных на витрине, девушка невольно представила себе высокую темную трубу на крыше перед ее окном и ясно увидела себя — маленькую девочку, босоногую, дрожащую от холода, прижавшуюся носом к ледяному стекду, все время потевшему от ее дыхания, в ожидании, что вот-вот из-за этой трубы появится Бефана [2] Бефана — персонаж итальянских сказок, соответствует нашему Деду Морозу. , совершающая свое таинственное ночное путешествие. Но Бефана никогда не появлялась.