Сильвия-Маджи Бонфанти - Переулок Солнца

Крестьянин, сидя на снегу, обалдело озирался по сторонам и пыхтел. Ободренный всеобщим молчанием, Анжилен осмелел и продолжал безапелляционным тоном:

— Мое слово — вы еще хорошо отделались. Ведь по совести говоря, мы бы могли устроить вам большие неприятности! Ты, Ренато, в присутствии этих свидетелей хорошенько осмотри ручку. Надо узнать, не нанесен ли нам какой ущерб, вдруг ручка уже не работает!

После этого все по очереди принялись пробовать злополучную ручку, которая крутилась во все стороны, но дверцы не запирала. Однако когда ее нажали посильнее, замок, наконец, щелкнул.

— Ее только немножко прижимать нужно, а так она работает, — заключили свидетели.

Тогда Анжилен с благосклонным видом обратился к крестьянину, все еще сидевшему на снегу, и, размахивая руками перед самым его носом, проговорил:

— Ну, вам повезло! Мы люди порядочные и на все это закроем глаза. А вам, милый мой, пора бы научиться ходить по дорогам. И следите, чтобы у вас больше не распахивалось пальто, когда рядом с вами идет машина. А первым делом пусть вам заштопают эту дыру. Ходить с такой прорехой просто опасно, это я вам как отец говорю.

Инцидент был исчерпан, никто больше не спорил, и Анжилен начал спешно влезать в автомобиль, чтобы успеть убраться раньше, чем пройдет общее замешательство.

Наши друзья заняли свои места, рабочие подтолкнули, и машина поехала.

— Черт подери! Смотри ты, какая штуковина получилась! — снова заговорил Анжилен, едва машина, тронулась с места.

Ренато, бледный и расстроенный, качал головой и без конца твердил:

— Никак не пойму. Ведь такой случай — один из тысячи! Да что я говорю? Один из миллиона. И надо же, чтобы он произошел именно со мной. Человек зацепляется за ручку, а ты ничего не видишь и не слышишь! Счастье еще, что снег, а то уже давно бы не было человека!

— Не видели, не слышали! — воскликнул Анжилен. — Кто не слышал? Мы. А собака? Помните, как она скулила и беспокоилась?

— А ведь верно! — подхватили пораженные Ренато и Джорджо. — Действительно, умный пес!

— Что я говорил! — с трогательной гордостью заключил Анжилен. — Что я всегда говорил!

Было за полдень когда они въехали в переулок, у Йоле уже сварился суп. Едва они вошли во двор, их повстречали Пеппи и Арнальдо, которым пришлось немедленно показывать покупку.

— Если вы отнесете их в комиссионный магазин, — заметил парикмахер, — вам дадут полцены. Нужно найти прямого покупателя. Здесь самое главное — напасть на знатока с полным карманом! А в этом деле я, пожалуй, могу помочь.

Они еще долго обсуждали этот вопрос, и Йоле пришлось много раз открывать и закрывать окно, торопя своих ребят к обеду. Тем временем Анжилен, снова принявшийся изучать длинную ручку на дверце машины, рассказывал Зораиде и Йетте о случае на дороге. Слушая его рассказ, женщины только изумленно таращили глаза.

Наконец все разошлись. Арнальдо обещал поговорить с некоторыми ценителями из числа своих клиентов, а Пеппи, который собирался съездить домой, должен был предложить канделябры кое-кому из баронов, своих родственников.

— Ну, дело идет на лад, — шепнул Ренато Рыжей, подмигивая.

Но девушка только тряхнула головой.

— Я бы на этой твоей ручке — где ты только добыл такую! — красный фонарик прицепила, — сухо посоветовала она и ушла.

Канделябры оказались гипсовыми.

Это на следующий же день обнаружила Йоле, когда случайно толкнув, уронила один из них на землю, и он вдруг раскололся пополам. Они были всего-навсего выкрашены под бронзу.

Через минуту разъяренная Йоле как фурия влетела к Анжилену.

— Вот вам! — закричала она, размахивая перед носом старика обломками канделябра. — Вот в какие дела вы впутываете ребят!

Анжилен подскочил, потом словно окаменел, после чего принялся было сетовать на свое невезение, однако, увидев, что женщина разошлась вовсю, и зная ее несдержанность, предпочел прежде всего позаботиться о своей безопасности. Для этого он решил не сопротивляться и тем самым, внести смятение в ряды противника.

— Вы правы, — проговорил он и проглотил слюну. — Вы совершенно правы. У меня слов не хватает, чтобы передать, как я поражен. Как меня надули! Можете говорить мне что хотите, и все равно будет мало. Вы правы…

Йоле, которая уже приготовилась к долгому спору, столкнувшись с таким неожиданным отступлением, выронила из рук обломки канделябра и принялась плакать.

— Да, здорово надули! — продолжал между тем Анжилен. — Все равно, что купить свежее яйцо и найти в нем дохлого цыпленка. Ты потратил денежки, ты, понятно, протестуешь. А тот, кто тебе его продал, говорит, что, мол, не мог же он влезть внутрь и посмотреть! Да что и говорить, здорово надул!

Он ходил взад и вперед по комнате и время от времени бормотал себе под нос:

— Ну и бестия!

Потом, остановившись перед Йоле, проговорил:

— Я сказал, что все равно, как тухлое яйцо купить, что вам скажет продавец? «Мне, — скажет он, — продали яйца за свежие, и я их продаю как свежие». Вот и мы так же сделаем. За бронзу купили, за бронзу и продадим. А если кто-нибудь будет протестовать, мы отошлем его к крестьянину. Он ведь продал яйцо… то есть я хотел сказать, ведь это он продал бронзу, так пусть они друг с другом и сводят счеты. А что касается вас, то я советую вам помалкивать. Потому что уверенность прежде всего. Ясно?

Йоле молчала, удивленная тоном Анжилена, и с трудом понимала смысл его слов. Ее сразил апломб, с которым говорил старик, но она все еще колебалась.

— Анжилен, — пробормотала она, и в ее голосе послышались просительные нотки. — Анжилен, мне неприятно, что моих детей обманули. Но мне было бы еще неприятнее, если бы они сами стали обманывать. Это к добру не приводит. Вы меня понимаете?

— Тс-с! — сказал Анжилен, приложив палец к губам. — Это я беру на себя. Ваши ребята ничего не будут знать. А вы идите себе спокойно, и никому ни слова. Я обо всем позабочусь.

И он позаботился.

Вскоре после разговора с Йеттой он о чем-то долго шептался с Арнальдо, и еще до наступления темноты таинственные свертки были переправлены в центр города.

— Запомни, — в который уже раз напутствовал парикмахера Анжилен. — Ни в коем случае не ручайся, что они литые. Ты должен только дать понять, что вещи изящные, хорошо отделанные и старинные. Понял? А если кто-нибудь вернется, будет протестовать и говорить, что они, мол, гипсовые, — мы всегда на месте.

Канделябры были проданы разным дэдэ и мими, и хотя за них выручили значительно меньше, чем предполагалось раньше, тем не менее, Ренато, Анжилен и Арнальдо были довольны.

Оставались еще два кадила, однако продать их было значительно сложнее, потому что использовать такие штуки вместо ламп в комнатах было совершенно немыслимо.