Сергей Омбыш-Кузнецов - На охотничьей тропе

— Отсюда следует сделать вывод, — продолжал таким же тоном директор, — промхоз работал хорошо. Судя по количественным показателям, первое место надо присудить Николаевскому участку, где заведующим товарищ Коробейников, второе место — Быстринскому и третье — Зыковскому. Это моё мнение. — заключил Кубриков и сел на стул.

На словах «Это моё мнение» Тихон Антонович сделал нажим, выделив их из всей словесной канвы. И не случайно. Накануне он поспорил с Жаворонковым, настаивавшим на присуждении первенства Быстринскому участку. Кубриков был не согласен с парторгом, и они так и пришли на заседание месткома, не найдя общего мнения.

— А анализ? — спросил Жаворонков.

— Какой же ещё анализ? — удивлённо поднял брови директор. Цифры сами говорят за себя. Надо всем работать так, как товарищ Коробейников.

— А я считаю, что это не так. Не с Николаевского, а с Быстринского участка надо брать пример, — заметил парторг. — Сухие цифры ещё ничего не говорят…

— Позвольте, позвольте, Афанасий Васильевич, — возмутился Кубриков, — это как же вдруг Быстринский участок первым стал? Процентики-то у Коробейникова выше. Хотя вы и парторг, а с кого нацеливаете пример брать? С отстающих…

— Вот поэтому-то и надо делать анализ, — спокойно ответил Жаворонков и, поднимаясь, добавил: — Если члены месткома позволят, я объясню.

Спор директора с парторгом заинтересовал присутствующих.

— К решению вопроса, кому вручить знамя, нельзя подходить односторонне, — продолжал Жаворонков. — Если смотреть на выполнение плана в процентах, то тогда, несомненно, первенство принадлежит николаевцам. Но будем рассуждать: выполняя план, николаевцы только уничтожали зверей, не думая о пополнении запасов. Быстринцы же, промышляя, одновременно вели борьбу за увеличение запасов. По их инициативе организована звероферма в колхозе «Заря», а затем ещё в четырёх сельхозартелях. Значит, будет расти поголовье платиновых и чёрно-серебристых лисиц. Проведена подготовка, и с окончанием охотничьего сезона начнутся работы по разведению ондатры. Ещё с осени промысловики участка вместе с звероводами промхоза организовали сбор семян и высеяли их в районе пустующих водоёмов. Значит, улучшатся кормовые условия. А с весны туда будет выпущена ондатра. Да и качественные показатели лучше: быстринцы больше пушнины сдали первым сортом. Какой же участок полезнее работал? По-моему, Быстринский. Вот почему парторганизация нацеливает брать с них пример, Тихон Антонович. И я считаю, что знамя надо вручить им.

— А я настаиваю на своём, — снова заговорил Кубриков, барабаня пальцами по столу. — Надо судить по плану. Процентики — это точная мера… А ты что молчишь, товарищ Коробейников? Твои заслуги смазывают, а ты молчишь. Выскажи своё мнение.

Коробейников поднялся. Его длинная и немного сутуловатая фигура бросила на стену увеличенную тень, которая перегнулась на потолок, будто решив на всех посмотреть сверху.

— Тихон Антонович хочет знать моё мнение, — хрипло проговорил он. — Что ж, я могу сказать. Вот если бы меня спросили: доволен ли ты, Николай, своей работой и если не доволен, с кого бы ты хотел взять пример? Я, не раздумывая, ответил бы: нет, не доволен, а пример хочу взять с быстринцев. Я был на их участке, видел, что они делают, и знаю, что планируют. И скажу: они правильно решили. А то, что мы гнались лишь за выполнением плана, а о пополнении запасов не думали, в этом наша ошибка, и мы её поправим. Я считаю, что первенство и знамя по праву принадлежат Быстринскому участку Заслужили его охотники за свою инициативу, но пусть знают, что мы их почин переносим к себе и уж в следующий сезон знамя не уступим. Как говорится, за науку спасибо, а учёностью вашей вас же и побьём.

— Правильно, Николай! — поддержал Коробейникова заведующий Зыковским участком. — И нас со счёта не сбрасывай. У нас тоже на знамя своя претензия имеется.

Члены месткома согласились с предложением парторга. Лишь Кубриков сидел молча и думал, сердись на Коробейникова: «И что за народ пошёл? Ну, никакого самолюбия не имеет».

Кубриков не голосовал ни за, ни против. Жаворонков спросил его:

— А вы, Тихон Антонович, всё-таки воздерживаетесь?

— Да, воздерживаюсь, — ответил тот баском. — Я остаюсь при своём, особом мнении…

Конец марта. Промысловый сезон окончен. Капканы убраны, последняя добыча доставлена в избушку. Гуляй смелее, зверь. — тебя не подкарауливает больше на протоптанной тропе охотничья ловушка. До встречи осенью!

Охотники завершают свои последние дела: снимают шкурки с добытых ещё вчера ондатр, очищают и смазывают солидолом капканы. На лицах возбуждение, слышатся оживлённые разговоры, шутки, смех. Кажется, впервые за всю осень и зиму сегодня никто не торопится.

Из районного центра возвратились Прокопьев и Жаворонков. Охотники окружили их.

Жаворонков на все вопросы отвечал не торопясь, обстоятельно. И лишь на два вопроса не захотел ответить парторг (что с ним никогда не было раньше!): «Кто занял первенство, мы или николаевцы?» и «Что за ящик привёз он в полотняном чехле?» Второй вопрос, конечно, наивный, который и задал-то в силу своего юношеского любопытства Филька Гахов, потому ответа на него никто и не ожидал, а вот вопрос о первенстве? Об этом каждый хочет знать, но Жаворонков как-то многозначительно посмотрел на всех и… перевёл разговор совсем на другое.

«Не иначе николаевцы взяли верх», — думали про себя промысловики, заметив, как парторг постарался замять этот, самый важный для них вопрос.

И лишь под вечер, когда охотники уже переделали все свои дела и, собравшись кружком вокруг Тимофея, слушали его рассказы. Жаворонков незаметно прошёл в красный уголок, снял чехол с привезённого им новенького радиоприёмника, на котором было крупными буквами выведено «Родина», подсоединил к нему батареи, протянул комнатную антенну и настроил на волну московской радиостанции. Из эфира полились торжественные звуки марша, заполняя комнату, пробиваясь через стёкла окон в степь и через тесовую дверь в общежитие охотников.

— Музыка! — воскликнул Филька Гахов, первым услышавший доносившиеся из-за двери звуки марша.

— Бредишь! Откуда быть музыке, — заметил Тимофей, недовольный, что подросток перебил его рассказ на самом интересном месте.

— Слушай, слушай! За стенкой играет, — снова проговорил полушёпотом Филька.

Промысловики прислушались. Действительно, доносилась мелодия.

— И впрямь музыка! — вскочил со скамейки Благинин и распахнул дверь в красный уголок. Громкие звуки марша, того самого марша, под который он проходил по Красной площади в Москве на параде Победы, ворвались в раскрытую дверь.