Вильям Козлов - Три версты с гаком. Я спешу за счастьем

— Я забыл вчера спросить: куда мы едем?

— Если бы вы спросили, я никуда бы с вами не поехала, — сказала она.

— Я уже подумал, что свалял дурака, — усмехнулся Артём.

— Если бы спросили, я решила бы, что вы просто мелочны, но вы не спросили, и я поняла, что отказывать в подобных услугах знакомым — ваш принцип, а принципиальных людей я уважаю.

Она бросила сумку на заднее сиденье и села рядом с Артёмом. Спокойная, уверенная в себе. Глаза у неё серые, с крапинками у зрачков. Высокий чистый лоб, густые русые волосы.

— И все — таки куда мы едем? — Артём включил мотор.

— Выезжайте на Приморское шоссе.

Дача оказалась в Солнечном. Это пятнадцать минут езды на электричке. Чуть побольше на машине. Когда они свернули к заливу и остановились перед небольшим зелёным домом с железной крышей, усыпанной сосновыми иголками, Нина рассмеялась:

— Вы удивлены, что это так близко?

— С чего вы взяли? — ухмыльнулся Артём.

Он вышел из машины и, отворив большие ворота, загнал под толстые сосны «Москвич». Закрыв створки, поднялся на крыльцо и закурил. Нина все ещё стояла по ту сторону забора и, постукивая коленями по клетчатой сумке, с интересом наблюдала за ним.

— Однако вы чувствуете себя здесь как хозяин, — заметила она.

— Ещё не поздно, — глядя на пустынный залив, сказал Артём. — Скажите, что забыли ключ…

— Не надейтесь, я этого не скажу…

Нина поднялась на крыльцо, достала из сумки ключ и, со скрежетом повернув его два раза в чреве большого висячего замка, открыла дверь.

— Посмотрите, что делают вороны! — показал на песчаную косу Артём. — Хватают с земли раковины с моллюсками и, взлетев, бросают на камни, а потом едят их.

— Какие вороны? — удивилась Нина, проходя мимо него в тёмный коридор. — Здесь высокий порог — не упади…

Несколько счастливых дней провели они вдвоём на этой даче. Бродили по красноватому, промокшему песку залива, и за ними тянулись две цепочки следов. На берегу валялась всякая всячина: остовы когда — то давно потонувших лодок, плоские пенопластовые поплавки от морских сетей, ржавые буйки, длинные бурые морские водоросли, напоминающие щупальца гигантского кальмара, осклизлые доски, балки, днища бочонков, консервные банки. Все это выкинула на берег недавно разыгравшаяся на заливе буря. С залива тянуло холодным влажным ветром с примесью гнилых водорослей и йода.

Притащив из сарая дров, Артём растапливал печку. Глядя на огонь, слышал, как за тонкой перегородкой Нина готовит ужин. Неяркие красные лучи заходящего солнца бродили по сыроватым стенам, наполняли огнём пустую хрустальную вазу и, ещё немного задержавшись на каком — то позеленевшем навигационном приборе, исчезали.

Нина почти ничего не рассказала о себе. Она была из тех редких женщин, которые не любят говорить о своей личной жизни. Единственное, что он узнал, Нина — химик и учится в аспирантуре. Сейчас работает над диссертацией. Через год защита. Артёму было легко и хорошо с ней. Ему — тридцатилетнему холостяку — даже пришла в голову мысль, что Нина, пожалуй, была бы для него подходящей женой.

Об этом он ей прямо и сказал, когда они возвращались в Ленинград. Нина вдруг как — то вся съёжилась, поникла. Он с удивлением взглянул на неё. После долгого молчания она невесело улыбнулась и сказала:

— Я замужем.

Вопросов задавать он не стал. Молча довёз её до дома. Не стал спрашивать и телефона. Не потому, что не хотел больше встречаться, а из гордости.

Лицо у неё было грустное и задумчивое. Тут бы сказать ему несколько тёплых, хороших слов, и все, наверное, было бы в порядке, но он молчал. Упрямо, как осел. Ему хотелось, чтобы она сказала эти хорошие, тёплые слова.

Она сказала:

— Мы приехали.

— Да, — подтвердил он.

Был день, по набережной прогуливались люди. Нина придвинулась к нему, обняла и поцеловала.

— Прощай, Артём, — сказала она.

Невесело улыбнулась и, забрав свою огромную клетчатую сумку, ушла.

Несколько раз он приезжал на набережную Кутузова, останавливался напротив огромного серого дома и, посигналив, ждал. Чего ждал? Она ни разу не вышла. А может быть, у неё окна во двор?..

Артём поднялся с захрустевшего мха. Запах багульника сонными волнами плыл по сосняку. На маковке приземистой сосенки сидела сорока и внимательно смотрела на него. Круглые черные глаза у птицы осмысленные и насмешливые.

— Дурак я, да? — спросил Артём.

Сорока охотно покивала головой, а заодно и длинным черным хвостом.

— Ах ты чертовка! — Артём замахнулся сухой шишкой.

Птица обругала его на своём птичьем языке и улетела. Низко, над самыми деревцами. А сосенка ещё долго кивала красновато — зеленой маковкой.

Артём загляделся на огромную сосну о четырех головах. Из могучего ровного ствола ответвлялись четыре стройные вершины. Сестры — близнецы. От кого — то Артём слышал, что по сучьям на стволе можно определить возраст дерева. Сколько же лет этой четырехголовой красавице? Задрав голову и шевеля губами, долго считал. Получилось что — то около ста лет.

Он вышел из леса на тропинку. С непривычки — а может быть, виноват запах багульника? — перепутал направление и не знал, в которой стороне Смехово. Такое случалось с ним и раньше. Пойдёшь далеко в лес, закрутишься, а потом никогда точно не определишь, где село. Приходилось чутко прислушиваться, ждать, когда пройдёт поезд. И сразу все становилось на своё места. Грохот проходящего товарняка был слышен на многие километры.

Пока Артём топтался на месте, раздумывая, в какую сторону направиться, на тропинке показалась девушка. Она шла навстречу. В руках портфель. Когда девушка приблизилась, Артём узнал Таню, учительницу, которая жила у бабки Анисьи.

Таня была в туфлях на низком каблуке. И наверное, поэтому она сегодня не показалась такой высокой. Артёму почудилось, будто она улыбается, не разжимая губ.

— Вы мой ангел — спаситель, — обрадовался Артём. — Я заблудился.

— В трёх соснах?

Артём думал, она остановится и поговорит с ним, но учительница прошла мимо.

— В какой все — таки стороне посёлок? — спросил он, догнав её.

— Не смешите, — сказала она.

— Так и не скажете?

— Не скажу.

— Ладно. Я пойду за вами.

Она сбоку взглянула на него, пожала плечами. Немножко курносая, большой рот и полные губы. В общем, не красавица.

— Вас звать Таня? — спросил он.

Она молча шла немного впереди. Портфель покачивался в руке. Глаза опущены. Туфли оставляли на земле отчётливый след. Она шла, не обращая внимания на Артёма, будто забыла, что он идёт рядом. Внезапно остановившись, нагнулась и без всякого отвращения подняла с земли толстую волосатую гусеницу. Внимательно рассмотрев, положила её на широкий лист подорожника и пошла дальше.