Вильям Козлов - Три версты с гаком. Я спешу за счастьем

Как всегда, захватив с собой снасти, Артём поплыл на своё любимое место к острову, напоминающему шапку Мономаха. Солнце ещё не взошло, и над озером стлался белый туман. У берегов, громко всплескивая, охотилась щука. На плёсе гонял мальков окунь. Резиновая лодка бесшумно продвигалась вдоль берега. За ней тянулась широкая дымная полоса. Весла чуть слышно погружались в воду. На кувшинках, камышовых листьях, в осоке чернели стрекозы. Много месяцев провели они под водой, прежде чем из личинок превратились в стрекоз. Утренняя роса обильно окропила их. Смятые прозрачные крылья слиплись, длинные членистые туловища изогнулись. Насекомые терпеливо ждали восхода солнца. Лишь обсохнув, смогут они расправить крылья и, навсегда расставшись с пучиной, впервые взмыть в небо.

Солнце занималось над островом. Небо щедро играло яркими красками. Туман рваными клочьями отрывался от воды и таял в воздухе. Артём опустил весла и стал смотреть на остров. Небо над ним заполыхало огнём, вершины сосен разом вспыхнули, будто бенгальские огни, и над островом показался край ослепительного диска. Артём сначала сощурился, а потом совсем закрыл глаза. Когда он снова взглянул в ту сторону, солнце уже выкатилось из — за острова, а длинные лучи разбрелись по небу.

Миллионы лет свершается великое таинство: переход от ночи к дню и ото дня к ночи. И миллионы лет эта величественная картина волнует человека. Забыв про рыбалку, Артём, энергично взмахивая вёслами, поплыл к другому берегу, туда, где блестела под сосной машина. Там в багажнике мольберт, краски, кисти…

И вот уже третий день он пишет восход солнца. На его счастье, стоит хорошая погода, но каждый раз солнце встаёт из — за острова по — разному. Никогда эти великолепные утренние краски не повторяются. Артём работает с упоением, не замечая времени. И лишь когда солнце начинает припекать макушку, а деревья перестают отбрасывать тень, он распрямляется и, отойдя на несколько шагов, разглядывает свою работу.

Работал он на том самом земляничном острове, где они с Таней обнаружили ветхий шалаш. Чтобы не возить каждый раз мольберт и краски, Артём оставлял их на ночь в шалаше.

О Тане он думал, возвращаясь на свой остров, где была разбита палатка. Что — то получилось у них не так. Девушка откровенно избегала его. Десять дней прожили они здесь. Начав картину, Артём забросил рыбалку. Правда, в садке ещё гуляло достаточно рыбы. Когда нужно было варить уху, Таня брала её и, подождав, пока уснёт, чистила и потрошила. Уху она научилась варить не хуже Артёма.

Все делала молча, не глядя на Артёма. Он пытался расшевелить её, развеселить. Рассказывал разные смешные истории и сам первый громко смеялся. У девушки же лицо было непроницаемым. Сняв котелок с огня, приглашала Артёма обедать. Сидя друг против друга, молча ели. Уха была горячая, и Таня старательно дула на деревянную ложку.

Артём не понимал, что происходит с ней, да и не очень — то пытался понять. Работа слишком захватила его, чтобы думать о чем — либо другом. Иногда он ловил на себе её пристальный взгляд, но она тут же опускала ресницы или отворачивалась.

Он не сказал ей, что встретился на берегу с Володей и что работает над картиной. Как — то позвал её на тот, земляничный остров, но она отказалась. После того, что у них произошло, Артём хотел было из шалаша перебраться в её палатку, но Таня развернула его за плечи и вытолкнула вместе с матрасом. И вход на «молнию» закрыла. Артём пожал плечами и отправился в шалаш. Что ему ещё оставалось делать?

Он ещё раз пытался ночью войти к ней, но, получив молчаливый, настойчивый отпор, угомонился. Хотя, признаться, очень разозлился.

Черпая из алюминиевого котелка горячую уху, Артём задумчиво смотрел на озеро.

С востока наползали подёрнутые дымкой дождевые облака. Если погода испортится, придётся прервать работу. А ему ещё и нужно — то два — три солнечных дня…

Артём вздохнул и взглянул на девушку. Она тут же опустила глаза. В её ложке дрожат золотистые капли ухи. Он решает, что пора наконец объясниться начистоту.

— Может быть, я действительно тут поглупел, но убей бог, не пойму, что с тобой происходит? — начал он, положив ложку на траву.

— Ничего.

— Тогда почему же ты со мной не разговариваешь?

— О чем говорить — то?

— Гм, — озадаченно произнёс он. — Так уж и не о чем…

— Можно о погоде… К вечеру дождь будет.

— Лучше бы не надо.

— Так ведь он нас не спросит. Посыплется с неба — и все.

— Вон какой завернул ветер… Я думаю, разгонит тучу. Да и туча — то невелика… Ну, разве что самым краем зацепит…

— Ну вот и поговорили… о погоде, — сказала она, поднимаясь. — Ты на тучу любуйся, а я пойду позанимаюсь, пока нет дождя.

Улыбнулась и, захватив толстые книжки, ушла в глубь острова.

«Чего это я привязался к туче? — злясь на себя, подумал Артём. — Действительно я здесь поглупел… Поговорили, называется!»

Погода вконец испортилась: ветер переменился, и подуло с севера. Высоченные деревья, раскачиваясь, шумели и днём и ночью. «Шапка Мономаха» на острове сбилась набекрень — это ветер согнул деревья. Когда в просветах облаков проглядывала свежая небесная голубизна, ветер ненадолго затихал, а хмурая свинцовая волна, с ворчанием накатывавшаяся на берег, замедляла свой бег, прятала белые гребешки. Иногда принимался моросить надоедливый мелкий дождь. И тогда на острове становилось совсем неуютно. С ветвей капало на голову, брызгало с травы. Заденешь куст — так и обдаст крупными, как горошины, каплями. Стало холодно. Что хорошо, так это комары пропали. Куда — то улетела и Кира.

Таня часами не вылезала из палатки. Артём думал, что все зубрит, но, как — то заглянув в низкое окошко, увидел, что она лежит на матрасе и, не моргая, смотрит на мокрый просвечивающий потолок. Дождь монотонно шелестел по палатке.

— Таня? — позвал Артём, стоя у входа.

— Что? — не сразу ответила она.

— Я хотел тебе сказать… — он запнулся.

— Я слушаю.

— Знаешь что? Выходи за меня замуж.

Секунду в палатке было тихо, затем послышался сначала тихий, потом все громче смех.

— Это что, предложение?

— Я тебя… Ну, помнишь, я тебе говорил там, в шалаше?..

— Не помню.

Она перестала смеяться. Хотя более смешную картину трудно себе представить: дождь, закрытая палатка, а перед ней мокрый, взъерошенный Артём, пытающийся объясниться в любви. И как назло, все нужные слова куда — то подевались.

— Что же ты мне говорил в шалаше?

— Я хочу на тебе жениться, — сказал он.

— А я совсем не хочу выходить замуж.

— Так уже заведено: рано или поздно женщина выходит замуж, а мужчина женится…

— Ну и женись, а я тут при чем?

— Как это при чем? — опешил Артём. — Я на тебе хочу жениться!