Гайда Лагздынь - Зона

— Феня? Зачем вам феня? — спросила «первокурсница».

— Надо нам понимать слова, а не переспрашивать, как Маргарита: «Скажите да скажите, что такое чифир».

— Ну про чифир-то уж мы, пожалуй, знаем! — снова возникла шустрая «первокурсница». — Пачка чая на кружку воды!

— Сделал «апсик» — один глоток, и сердце через горло вылетает? — рассмеялась Варвара.

— Вообще-то, хорошо знать феню, — молвила Алла Алексеевна. — Я тут один разговор случайно слышала, ничего не поняла. Детуров Рыбкину выговаривал: «Эй ты, Вобла, хватит гусятину жарить!» А Рыбкин в ответ: «У меня у самого гусь вот где сидит». И показал на печень. Тут в разговор влез Соловьев, приятель Рыбкина. Противный тип с лягушачьими холодными синими руками, все норовит до тебя дотронуться. Этот Соловьев и говорит: «Чего шнифты вылупил, как бикса на ляпере!» — закончила свое повествование Алла.

— И как это вы все в памяти удержали? — удивилась Варвара.

— У меня с детства со зрением неблагополучно. Я все время слуховую память тренирую. Все повторяла, повторяла, потом записала. О чем это они говорили?

— Гибридная какая-то феня, но не пустая, — задумчиво проговорила Варвара. А про себя подумала:

— Что связывает Гусева с этими шуриками—«шестерками»? Перевести? — обратилась к молодой учительнице. — Феня здесь только последнее предложение, а это значит: «Чего глаза вылупил, как девка на проспекте?»

— Глупость какая-то! — фыркнула Алла Алексеевна. — Можно было и по-русски сказать, литературно высказать свои мысли.

— Вот то-то и оно, что вроде по-иностранному звучит. Непонятнее для окружающих, а самим интереснее. Себя вспомните, когда иностранный язык в школе начинали изучать. Или детский сад: «Эна, дуна, рэс, интер, пинтер, жэс. Эна, дуна, раба, интер, пинтер, жаба!» Это говорит еще раз о том, что надо «наших» учить и учить, воспитывать и воспитывать, прививать вкус к другому, а не поддерживать то, что их окружало и окружает! — высказалась Варвара. — Давайте читать дальше.

В клеенчатой книжице были написаны высказывания знаменитостей, крылатые слова, местный фольклор.

— Откуда это у вас? — сзади неслышно подошла Везувия и заглянула через плечо Варвары.

— Ребята дали почитать, пока сочинение пишут.

— Дайте мне! — властно потребовала Везувия.

— Но... что я скажу? — растерялась Варвара.

— Нечего с ними объясняться. Давайте сюда!

Шел последний урок первой смены. Сидеть в классе Везувии не хотелось. Но надо — урок. Учащиеся перечерчивали с доски чертеж в свои альбомы и отпускали реплики. Многих явно не смущало, что урок ведет директор школы. Наоборот, это были мгновения, когда Везувия молчала.

— Ого, «шнырь» [3] Уборщик помещения (жарг.) без клавиш, а нацарапал полную доску! Где вы такого ерундированного инженера выкопали? — спрашивал один.

— Везувия Сергеевна, а где у человека душа? Вы должны ответить как литератор?!

— А что делать, если снятся сны на иностранном языке? — хихикал третий.

Везувия понимала, что на все вопросы у них есть ответы, многие она знала.

— Вы как директор объясните, что такое брак, семья? — гоготнул Веселов. Везувия заерзала на стуле. Это уже были вопросы из той клеенчатой книжицы, которую она конфисковала у Варвары. Как ни доказывала та, что этого нельзя допускать, раз тебе доверили, записей она не вернула.

— Доложила поганцам. Ну погоди, Свет-Варварушка, ты еще пожалеешь. Взглянув на Веселова, про себя выругалась:

— Чего вылупил шнифты?! — сидеть в классе делалось невозможным. Кивнув дежурному уборщику, что торчал наготове возле дверей, Везувия вышла в коридор, закурила.

Последнее время на душе у директорши было особенно пакостно. Давал знать о себе возраст, чувствовала, что власть ее над учителями дала трещину. Но самое главное это то, что ее все-таки нашли. И поползли назойливые, терзающие днем и ночью мысли.

В памяти всплывали, еще ярче чем ранее, далекие картины военного времени. Раненых поспешно грузили на машины. Несколько снарядов попало в здание школы, где размещался прифронтовой госпиталь. Медперсонал, захватив документы и медикаменты, спешил покинуть место. Здесь пройдет линия фронта.

Калифа спряталась за шкафом в школьном кабинете. Перебирая в памяти все молитвы, которым учила тетка Шарихад,Калифа ждала. Обстрел кончился. Наступила тишина. Калифа сбросила ненавистную гимнастерку, солдатскую юбку, надела платье и платок девчонки-санитарки. Все! Вот и кончилась карьера военной медсестры. Она с облегчением села. До ее слуха донесся чей-то приглушенный стон. Калифа выглянула в коридор, прислушалась. Кто-то звал на помощь.

— Идти или нет? Что делать? Все равно надо уходить, — подумала Калифа.

В вестибюле, у входных дверей, лежал хирург госпиталя. Врач пытался зажать вену на развороченной осколком руке, но силы покидали его.

— Калифа, — простонал раненый, — помоги. Калифа! Скорее, Калифа! Перетяни вену, оставь человеку самое дорогое — жизнь. Но Калифа стояла и смотрела, как вытекала кровь из раны медленными слабеющими толчками, как вспыхнули на секунду удивленно и гневно глаза умирающего хирурга. Везувия вздрогнула, вспомнив эти остановившиеся на ней глаза военного врача.

— Прочь! Скорее прочь! — чувство смущения охватило Калифу, потом чувство страха. Но новое чувство обрадовало: Никто не видел! Свидетелей нет!

Осужденные десятого отряда работали в швейном производстве. В основном шили мешки и рукавицы. Электрические машинки строчили с бешеной скоростью, из-под металлических лапок с такой же скоростью вылетали готовые изделия. Некоторые за смену выдавали по две—три нормы. Часто возникали стихийные соревнования двух мотористов на скорость пошива. Создавалась судейская комиссия и начинался аврал.

Вот в такой момент и вошла в цех Варвара Александровна. Стрекотали машинки. Возбужденные болельщики обменивались громкими репликами, состоящими из таких слов, что выброси их из предложений и предложений-то нет! Никто Варвару не заметил, кроме Зазулина. Он стоял на «стреме». Зазулин широко заулыбался, кивнув в сторону соревнующихся, как бы приглашая принять участие. Зазулин был глухонемым, но хорошо свистел.

Два щуплых паренька сидели на табуретках. В одном Варвара узнала Гусева. Тела соревнующихся, словно лишенные позвоночника, извивались и производили неимоверные движения. Разгоряченные лица отражали всю гамму движения тела. Оба сочно поливали матом.

Удивленная Варвара застыла в позе человека, которому сказали «замри». В цех стремительно вошли начальник отряда Петров и замполит Вахин. Они появились так неожиданно, что Зазулин и свистнуть не успел.

— Варвара Александровна, пришли посмотреть, как ваши подопечные трудятся? — заулыбался Юрий Петрович. — А нам донесли, что здесь ЧП.