Дмитрий Притула - Человек из очереди

И тогда они вычерпали кашу до дна кастрюли и залили кастрюлю водой, так покончив с неисчерпаемой этой кашей.

И были сыты, без масла каша шла туго, но и бросать еду несъеденной было не в их правилах, и тогда Леша в порыве необъяснимой щедрости разделил на три части масло, оставленное на завтра.

— Ну, Ляпа, ты даешь! — восхитился Зуб.

— Это да! — подхватил Кося. Потом они отвалились от стола, пыхтя, с кухоньки перешли в комнату и плюхнулись на кушетку, не снимая обуви. Тут-то воля и чувствовалась особенно, что вот плюхнулись в обуви.

— Да, а чай! — вспомнил Зуб.

— Может, варенье какое есть, — вздохнул Леша.

— Губенку раскатал!

— А я видел банку из-под варенья, — заметил Кося.

— Точно. Стоит в углу, — обрадовался Зуб. — Мы водой зальем — отсохнет.

И они залили водой двухлитровую банку из-под прошлогоднего варенья, и Зуб болтал банку до тех пор, пока варенье не отлипло от стенок. И они пили чай с очень далеким привкусом клубники, и еще было по куску мягкой булки — ну, кайф, ну, кайф, ну, пир на весь мир.

А потом, очень уж довольные вечером и друг другом, расстались. Кося с Зубом легли на пол и уставились в голубой экран, а Леша пошел домой.

А дома-то сеструшка родная, Галинка ненаглядная!

— A-а, явилась — не запылилась, — поприветствовал ее Леша. И сразу пошел в наступление: — Ну, Галька, ну, гадина, ты чего трешку захоботила? Сама болтаешься черт знает где, а я крутись.

— Пенсия через три дня, — так это презрительно отбила наскок Галя.

— Мечтать не вредно!

— Наш срок через три дня, — уже зло сказала Галя.

— Мечтать не вредно! — повторил Леша. И сразу взвился: — А эти дни как вертеться?

Тогда Галя поковырялась в кошельке, достала рубль, смяла его презрительно в кулаке и запустила комочком в Лешу, норовя, зараза, в лицо попасть.

Леша полез под стол доставать закатившийся шарик. Ласково расправил его.

А Галя достала еще рубль и таким же манером, как и первый, запустила в брата. Но Леша был готов к броску и шарик поймал.

— Нормально, — сказал он удовлетворенно. — Вот все честно. Пенсия через три дня, — проворчал он, передразнивая сестру.

Хотя все правда — пенсия через три дня. Им за отца положено шестьдесят семь рублей семьдесят шесть копеек.

К слову, Борис Григорьевич, пробивая Леше талоны, спросил про пенсию. Леша сказал: столько-то рублей, столько-то копеек. Борис Григорьевич записал: 67 рублей. Но Леша добавил: и семьдесят шесть копеек. Тот внимательно посмотрел на Лешу и дописал: 76 копеек.

Да, так пенсию приносят на мать. И нужен ее паспорт. А матери может в этот день и не быть. Нужен обязательно Леша. Потому что женщина, разносящая пенсию, Леше доверяет деньги под документ матери, а Маше и Гале, нет, не доверяет.

Учится плохо, из класса в класс переползает с большим скрипом. Стоит на учете в детской комнате милиции — однажды попалась при облаве, дышала клеем «Момент». В школу ходит рывками: походит-походит, а потом на несколько дней пропадает. Матери побаивается и при ней ночует дома. Когда же матери нет, живет у своего дружка Гены, хоккеиста городской юношеской команды.

Вообще-то Галю Леша не очень-то любил. Нет, конечно, любил, но также и презирал — всегда плохо учится. Вот Машу — да, Машу Леша любил, он ею даже восхищался. Ну, говорил себе, когда Маша дома, то вроде и светлее становится. А потому что веселая и красивая. И брата любит. И за это он Маше все прощал — и то, что она не хочет учиться и работать, и то, что болтается неизвестно где.

А Гале — нет, Гале он ничего не прощал. Так ей всегда говорил — хиленькая, а туда же, тебе только и нужно, что хорошо учиться, ты ведь маленькая, трудную работу делать не сможешь, так выучись. Нет, туда же, школу мотает, на «Моменте» попалась. Ну, не дура ли — ростом чуть выше Леши, а травит себя «Моментом» и сигаретами?

К Маше он относился почти как к матери, а Галя была ему ровней. Он мог ее ругать, воспитывать и заставлять учиться.

Галя за Машей не признавала права указывать ей, а за Лешей признавала. Она его как бы и побаивалась. Оно и понятно: Маша и сама плохо училась и потому сестре не указка, Леша же — другое дело, укор всей семье. Он вон шестой класс кончил без троек. Да о таких отметках Галя и мечтать не смеет.

— Ты чего справку подделала? — спросил Леша.

— Эти уже ныли?

— А чего они будут с тобой чикаться! И вообще я не нанимался отбиваться за тебя. И вообще спецпутяга по тебе плачет.

— Ладно, ты еще! И так тошно, — отмахнулась Галя. — Ты как эти дуры.

— Дуры не дуры, а им тоже мало радости за тобой ходить. Они к тебе в няньки не нанимались. Активистки хреновы.

— Сами, что ли, пошли? Кротова их послала. А я тебя и защитить не могу. Ты вон какая — болтаешься, а Спица отличница.

— Да ладно, ты еще! — уж как-то надсадно сказала Галя.

И Леша почувствовал, что у нее что-то случилось.

С Генкой, что ли, поссорилась. Не из-за школы же она в самом деле. Прямо-таки места себе не находит. Вон программку на пол швырнула, даже телик не включает. Да, что-то случилось.

Ее надо было бы оставить в покое, но Леша не мог отстать от сестры, не повоспитывав как следует. Отвечает же за нее, а как же. Ему чего-то вдруг стало жалко сестру. Может, она, как и он, по маме скучает. Все ее тыркают и за человека не считают. И одевается она хуже всех в классе. Да и слабенькая — все у нее живот болит. То что-то с желчным пузырем находили, то желудок не в порядке. Он хотел бы пожалеть сестру, но не знал как. Не ахать же над ней: ты моя бедненькая, ты моя бледненькая, она его фуганет и так заржет над ним, что ой-ё-ёй.

И все же Леша спросил без издевки:

— Значит, ты своих баб встретила?

— Встретила. И даже помахалась.

— А на фиг?

— А гадины.

Дело, по ее словам, выглядело так. Галя шла домой, а троица гуляла по проспекту. Ну, с упреками к Гале, мол, ты, Ляпунова, мотаешь, а мы ходи за тобой. И своих дел навалом. Так это привычно разговаривают, вроде Гале одолжение делают.

Ну, Галя говорит Спице, мол, если у тебя такие бананы, так не фиг возбухать (это понять можно: в своих латаных голубых вельветах, обносках после Маши, Галя не особенно красиво смотрелась рядом с одноклассницами). И вообще, ты — Спица. Ну, Спица толкнула Галю. А та ее, дело понятное. Тогда еще одна девка, покрупнее, Мазаева, толкнула легоньку Галю так, что та села в клумбу. И всё. И разошлись по домам.

— A-а, нормально, — сказал Леша — Тоже мне помахались.

— Как взглянуть! — хитро сказала Галя. Она, видать, что-то придумала и потому сразу повеселела.

— А как ни смотри — ты ее толкнула, она тебя. Тьфу и разотри.

— Я-то разотру, а они вот нет. Их трое, а я одна. Я не пойду в школу и скажу, что они меня избили. И вот пока их не накажут, в школу ходить не буду.