Дмитрий Притула - Человек из очереди

— Еду шакалишь? — спросил Зуб.

— Ну-у, — так это туманно заметил Леша.

Вообще-то говоря, разговоры парней, впрочем и девочек, приходится давать в сокращенном и, конечно же, вычищенном виде. А слишком много непотребных слов. Так что приходится из разговоров вылущивать только голый смысл. Иначе это будет лепет на каком-то непонятном, почти иностранном языке. К примеру, Зуб через слово говорит «ефома», значение которого знает лишь он один.

— А поделись, ефома, — сказал Зуб.

— Поделись улыбкою своею. У меня капитал, — и Леша показал зажатый в кулаке рубль, давая, однако, понять, чтоб Зуб с дружком к нему не примыливался, — их вон в интернате кормят, на фиг было с ужина удирать.

— Значит, так, Ляпа. Купим пакет с супом, батон, у меня есть дома пшено, сварим суп, пшено, все сожрем и лопнем.

— Ага, а с утра я буду лапу сосать.

— Нет, Ляпа, всё пополам. Еще возьми сто грамм масла. И сахару, сколько выйдет. Половину съедим, половину унесешь с собой.

Это было красивое предложение — суп, каша, ну, два обеда в день.

Да, а суп был вермишелевый и обещан с мясом. Ну, вообще обжоры.

И купив все, как договаривались, они неторопливо пошли к дому Зуба. Неторопливо — чтоб, значит, отодвинуть удовольствие, тем более что оно было наивернейшее.

Деревянный маленький домик стоял на берегу Верхнего пруда, и, когда они пересекли овраг перед домиком, открылся пруд целиком, и он рябил красноватым каким-то цветом, а солнце садилось, и ярко горел ровный строй кленов на том берегу.

Домик похож был скорее на дачную будку — крыльцо, сенцы, загаженная кухонька и маленькая же, вся заклеенная кинозвездами комната. В комнате стояла низкая кушетка, на которую брошено было лоскутное одеяло.

Так что Леша подумал, что собственное его жилье — да просто царские хоромы в сравнении с жильем Зуба.

Друг Зуба выглядел лет на одиннадцать. Под носом у него висела капля, и он ловким движением правой руки снимал ее. Да с одномоментным громким шмыгом. Звали его Косей. То ли от Кости, то ли от того, что левый его глаз чуть косил.

— Тебя откуда в интернат отправили? — спросил Леша.

— Издалека.

— Из нашего района?

— Вроде нет.

— А из какого?

— А я знаю!

— А кто-нибудь у тебя есть?

— Братан. Он женат. Армию отслужил.

— А чего тебя не заберет?

— А на фиг я ему.

— Хоть приезжает?

— Нет.

Про отца-мать спрашивать было бесполезно. Все ясно — лишены прав.

— А у него батя был летчиком-испытателем, — сказал Зуб Косе, показав на Лешу.

— Врешь?

— Нет, правда, — скромно сказал Леша. Да, надо быть скромным, если у тебя отец герой, а у другого лишен прав. Все ясно.

И он с удовольствием, надо сказать, подумал, что у него жизнь еще о-хо-хо какая, живет дома, и мама хорошая, а этих парней вроде и кормят сносно, да они в интернате. То и отпросились на вечер, что хоть и голодно, да на воле.

Тут надо сказать, что Леша больше всего боялся загудеть в детский дом или в интернат. Он бы и сам не мог внятно объяснить причину такой боязни. И он постоянно помнил о случае, который произошел, по слухам, в каком-то интернате.

Ну, там парнишка чем-то насолил своим товарищам, так они затолкали его в ящик и выбросили с четвертого этажа. Парнишку привезли домой, он выжил, но, понятно, крепко побился.

Вот этим слухом Леша подогревал в себе страх попасть в детский дом или в интернат.

Да, надо было готовить еду. И тут встало два вопроса. Первый: супу варить побольше или поменьше? Леша говорил, что поменьше, тогда он будет покрепче. А Зуб и Кося говорили, что вермишель разбухнет и ее станет много и ошметки мяса тоже разбухнут и станут прямо-таки кусищами, и вообще надо добирать количеством, чтоб пузо-то набить.

— Дуй по инструкции, — решительно сказал Леша. — Сколько сказано лить воды, столько и лей.

И второй вопрос: каша варится дольше, чем суп, так вот ждать, пока сварится каша, и потом уже начинать ужин чинно-благородно или же, не дожидаясь каши, навалиться на суп? Тут Леша согласился не ждать, разделяя нетерпение парней.

— Ты пшено помой! — велел Леша Зубу, когда вода закипела.

— Губенку раскатал!

— Помой, говорю.

— Да все там будет!

— Помой. И заодно ложку мне.

— Губенку раскатал!

— Помой!

— Отсос Харлампиевич!

Леша сам помыл ложку, а заодно и тарелку. А тарелки, надо заметить, лежали на столе грязной горкой. То есть, видать, когда к сестре Зуба приходят гости, они для закуски берут тарелки, а поклевав, ставят их на прежнее место. Да и чего их мыть, если все равно все там будет, то есть в пузе. Но Леша тарелку себе помыл. Кося и Зуб чикаться с тарелками не стали.

— Вали пшено в воду! — сказал Леша.

Зуб сыпанул из коробки.

— Не жмись! — сказал Кося. — Больше насыпешь, больше получится.

Зуб сыпанул всю коробку. Леша попробовал суп.

— Нормально, — сказал он и разлил суп поровну по трем тарелкам.

От тарелок шел пар и даже стоял мясной дух.

— Ну вообще! — восторженно промычал Зуб, внюхивая мясной запах.

— Да, вообще! — согласился Кося.

Леша разрезал две трети батона (одну треть отложил в сторону — себе на завтрак) на шесть частей, каждому дал по два куска — один на суп, другой к чаю.

Парни набросились на суп, а Леша ел неторопливо и прямо чувствовал, как от мясного настоя сила вливается в него, и не торопился как раз потому, что сила должна равномерно впитываться всем организмом.

Ребята быстро заглотнули свой суп и стали кидать косяка на тарелку Леши, но, поняв, что Леше делиться нечем, стали смотреть на кастрюлю с пшеном.

— А каша-то прет, — сделал открытие Кося, увидев, что крышка сама поднимается.

— Много бросил, — сказал Леша.

— Ништяк. Больше и выйдет.

— Так ведь прет, — повторил Кося.

— А мы будем кашу ложить в тарелку, а она пусть и дальше прет, — предложил Зуб.

Так и сделали.

Леша попробовал кашу.

— Нормально, Григорий!

— Отлично, Константин! — подхватил Зуб.

Леша оставил себе на завтра грамм тридцать масла, остальное разделил на три части.

— А давайте в кашу сахар, — предложил Кося.

— А на чай? — удивился Леша.

— Так ведь много.

— Губенку раскатал! А на утро мне? — возмутился Леша.

Косе стало стыдно за свое нахальство, и он сказал:

— Ладно, я чай без сахара.

И вот они, покрякивая от восторга, лупили кашу.

— А каша-то прет! — сказал Кося.

— Прямо как в сказке про кашу, — сказал Леша.

Но парни не откликнулись — они, видать, не слышали про такую сказку.

И они сделали второй заход, бросив в кашу остатки масла. Правда, того, что выделил Леша. И снова крякали и прихваливали, но уже скорее от восторга, что они вольны.

Ну, сидят в комнате, лопают от пуза, и никто им не мешает.

— А каша-то прет! — снова сказал Кося.