Олег Меркулов - Комбат Ардатов

— До заката, до захода солнца осталось часа два, может, чуть больше. Но может, и всего два часа. Как только стемнеет, мы берем раненых и отходим. Направление движения — на северо-восток. Туда, — Ардатов показал, куда. — Всем меня слышно?

Он подтолкнул под ноги пустой патронный ящик и встал на него, покосившись на бруствер. Бруствер не закрывал половину головы, и он наклонил ее. Но и так ему было лучше видно их всех. Красноармейцев: Щеголева, Васильева, Белоконя, Талича, сестру, которая стояла на коленях рядом с майоршей, Рюмина, неловко вытянувшего ноги, Старобельского и Надю, смотревших на него с каким-то особым вниманием, старавшихся не пропустить ни одного его слова.

— Слышно!

— Чего там! Слышно, — ответили ему.

— В темноте отойдем к своим. На соединение к своим. За ночь мы обязательно к ним выйдем. Да что там за ночь! — поправился он. — За какие-то два-три часа. Как говорит лейтенант, — он показал на Рюмина, — километрах в десяти за Малой Россошкой много наших частей. Так что если считать от сейчас, от этих минут, часа через три, самое позднее, четыре, будем у наших.

В траншее, в ходе сообщения пошевелились, прошло какое-то общее движение — кто удобнее сел, кто поправил оружие, и Ардатов в паузе, которую он сделал, услышал то, что знал, что услышит.

— До заката он еще сто раз… Надо дожить до заката-то…

Он подождал, давая возможность им высказаться, вытолкнуть из себя, как опростать душу от того зловещего, что было у каждого в душе — что до заката им не продержаться.

— А у кого есть другие предложения! — вдруг выкрикнул Белоконь. — Говори! Может, дельное что скажешь? Нету? Тогда сдохни, а держись! Вон, видите?

Над ними, на бреющем, прошла четверка Ил-2. Защитного цвета, с круглым туловищем и горбатой от кабины стрелка-радиста спиной, они проревели над траншеей, и воздух, отброшенный их винтами, сбивал на ее дно комочки подсохшей глины.

— Музыка — туш!

Ошалело, во все легкие, сбиваясь с такта, Васильев повторил два раза туш, но потом выравнялся и, лишь грустно всхлипнув гобоем, заиграл «На сопках Манчжурии».

«Ну, родные! — сказал мысленно Ардатов самолетам, глядя, как сжимаются они, удаляясь, — всыпьте им! Мы уж как-нибудь, а вы им — дайте! Вот так!» — похвалил он чуть позже, когда Илы, заложив вираж, начали бить по чему-то, что было за высотой, из-за которой и лезли на них немцы и танки, и что не было видно ему. Но по черному дыму, поднявшемуся из-за гребня сразу в нескольких местах, каждый мог догадаться, что Илы не мазали.

— Еще! — подбадривал Ардатов летчиков. Еще заходик! Хорошо! Еще один! Так! Ага, и там загорелось! То-то! — Он обернулся к Васильеву. — Играйте! Играйте, Васильев! Отличная музыка! Талич! Ты тут? Хорошо. Играйте, Играйте, Васильев, играйте. Ах, дьявол!

— Товарищи! — крикнул он всем. — Вы видите, нас прикрывают! Нас поддерживают! И помните, за спиной у нас артдивизион — десяток пушек, которые не подпустят к нам немцев. Помните, каждый на своем месте — до последнего патрона! Мы должны продержаться до ночи!

С ящика он видел, как его люди, стоя вплотную у передней стенки траншеи, напряженно следили за тем, что делали Илы, и никто ему на все его слова ничего не ответил, да он и не ждал ответа, не в ответах было дело.

Конечно, чем дольше бы висели Илы над немцами, тем было бы лучше, — тем меньше бы у немцев осталось бы времени, чтобы атаковать. Но каждая лишняя минута, что Илы были над целями, могла стоить летчикам жизни: немцы наверняка сообщили на свои аэродромы, и, может быть, к этому месту уже жали их истребители. Четверка тихоходных штурмовиков, которые могли отбиваться всего лишь четырьмя же пулеметами, потому что пушка стреляла только вперед, была бы для них легкой целью. Но и судя по тому, что штурмовики все летали над небольшим участком за высотой, они, наверное, тоже нашли лакомый кусок, и они работали там на бреющем, летая друг за другом, и Ардатов слышал, как далекие хлопки, выстрелы их пушек.

За высотой горело в десятке мест, и Ардатов, радуясь этому, тревожно оглядывая горизонт, не подходят ли немецкие истребители, начал уже говорить про себя летчикам:

«Все! Все, ребята! Ходу, ходу, домой!»

Будто послушавшись его, штурмовики все вдруг сделали разворот на восток, сблизившись, стали в две пары и двумя парами пролетели чуть правее их.

«Счастливо добраться, — пробормотал им вслед Ардатов. — Спасибо вам, ребята! Час? Полтора? — подумал он о том, на сколько Илы задержали атаку немцев. Было без двенадцати шесть. — Черта с два они дадут тебе полтора часа! — сказал он сам себе. — Они вот-вот полезут. Что их там, мало осталось?»

Немцы полезли через пятьдесят минут.

Это были все те же Т-3 и Т-4. «Вшивенькие танки!» — вспомнил Ардатов, как их оценивал один старший командир-генштабист, с которым он ехал в санпоезде. Генштабист был на фронтовой стажировке, попал под бомбежку, получил сразу два осколочных ранения, одно тяжелое — в бедро, и катил теперь вместе с фронтовиками в глубокий тыл. Его сгрузили в Кирове, а Ардатова тогда завезли в Кез, на маленькую станцию в Удмурдии. К Валентине. Но дня три они лежали в одном купе и, отоспавшись, конечно же, говорили о многом, в том числе и об этих танках.

— Вшивенькие же! — убеждал генштабист. — У Т-3 пушченка всего или тридцать семь миллиметров или пятьдесят, бронь — пятьдесят, а на бортах — тридцать. У Т-4 — хотя и пушка в семьдесят пять миллиметров, по короткоствольная, значит, с малой дистанцией стрельбы. Бронь чуть-чуть толще. Это же — противопехотные коробки, только! Ни на что больше они не годны! Наши Т-34 и КВ в начале войны кололи их, как орехи!

Штабист говорил верно. Ардатов сам видел в Полесье, на Украине, как в первых танковых боях наши Т-34 и КВ кололи эти средние немецкие танки, как жгли их. Длинноствольная пушка Т-34 позволяла начать стрельбу раньше, ее снаряд имел большую начальную скорость, а значит, и большую пробивную способность, что же касается КВ — тяжелого нашего танка, у которого пушка была калибра «85», то для Т-3 и Т-4 он вообще был неуязвим. Крытый тяжелой броней, КВ расправлялся с немецкими танками, как с движущимися мишенями.

Незадолго до окружения под Уманью Ардатов однажды наблюдал, как шел танковый бой. Какой-то немецкий мехполк наткнулся на целенький еще наш танковый батальон, и хотя немцев было раза в два больше, этот батальон разнес их в пух. Как потом Ардатов узнал, этот батальон, прибыв из резерва, аккуратненько разгрузился ночью на станции, сделал короткий марш и занял исходное положение в лесочке, где утром ни «костыли», ни «рамы» его не заметили.

Получив «добро» от своей авиаразведки, — дескать, станцию удерживает только беспомощная пехота, — немцы, побомбив нашу артиллерию, развернули мехполк, рассчитывая смять оборону и возле станции и южнее ее. И вот тут-то на них и рванулись две роты Т-34 и рота КВ…