Вильям Александров - Странный гость

— Ну да?!

Таня правду сказала, мы своими руками раствор месили, эти кирпичи клали. Танечка еще маленькая была, так она в игрушечном ведерке цемент подносила… Ну, вот, пришли. Милости прошу к нашему шалашу.

Он распахнул дверь, пропустил меня вперед в квадратную прихожую, и я очутился среди книг — все четыре стены вокруг меня были сплошь заставлены книгами. И там, где двери, тоже все вокруг заставлено книгами.

Был я однажды у Люды в театре, в библиотеке. У них там своя библиотека, пьесы всякие, и еще другие книги про постановки, для работы, в общем. Все это — в одной небольшой комнате, и там вот так же все книгами заставлено, вроде сами стены из книг сделаны. Так то для работы, для репетиций, им там каждый раз чего-то требуется, а здесь ведь дом, квартира, люди живут. На кой черт им столько книг, да еще в прихожей! Напоказ, что ли? Вот, мол, какие мы умные, сколько читаем?!

Поглядел я на корешки. Господи! Скучища одна, какие-то «Методики преподавания», «Психология подростков», «Основы эстетического воспитания»… Сдохнуть можно!

Он увидел, что я рассматриваю, и говорит:

— Да, вытесняют нас книги. Видишь, пришлось сюда часть выставить.

— А детективы у вас есть? — спрашиваю.

— Детективы? Честно говоря, не знаю. Танюша! — крикнул он в комнату, — детективы у тебя есть?

— Был один чужой, я отдала, — отозвалась она оттуда. — Но я могу попросить.

Попроси, пожалуйста. И еще достань, если можно, — вот Валерий этим жанром интересуется.

Я хотел сказать, что никаким жанром ее интересуюсь, просто так спросил, но не успел.

— Ну, пойдем, пойдем… — Он взял меня за плечи и повел в комнату.

Комната как комната. Диван, стол, книжный шкаф, телевизор — старый «Рубин», у нас гораздо лучше — «Электрон», с большим экраном. До стенам какие-то рисунки развешены, а в шкафу, за стеклом, рядом с книгами — всякие фигурки и кораблики из дерева.

Чем он хотел удивить меня здесь, наверху, не знаю, фигурками этими, что ли? Или тем, что посредине стола, на розовой скатерти, торчал здоровенный торт с шоколадными завитушками, а рядом стояли две бутылки шампанского? Подумаешь, торта я не видел! Или шампанского!

Танька бегала вокруг стола, раскладывала тарелочки, ложечки, суетилась, доставала из ящиков какие-то резные салфеточки, а мне смешно стало, что они из-за меня суетятся. Сел я на диван, поставил рядом свой маг, хотел включить, и тут Николай Петрович говорит:

— Пойдем, я тебе Танину комнату покажу, ты в ней жить будешь, если понравится.

Мы прошли коридором на противоположную сторону дома, вошли в небольшую комнату с голубыми обоями. Он подошел к окну и сказал:

— Смотри.

Я посмотрел. И увидел море. Слева оно было видно мало, его закрывали корпуса, а вправо — далеко, до горизонта. Оно сияло на солнце — синее, синее, а над ним плыли белые облака.

Я никогда раньше не видел моря. Люда все обещала, что повезет меня, а как подходило лето, уезжала на гастроли в разные города, а меня в лагерь отправляла или у бабушки оставляла. А тут оно передо мной совсем близко, я даже запах его услышал. И парусник увидел — крошечной белой точкой он виднелся вдали. Совсем как в стихах в… «Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…»

— Красиво? — спросил он.

— Красиво.

— Вот здесь будешь жить, в этой комнате, — он положил мне руку на плечо. — И каждое утро, просыпаясь, будешь видеть море. Согласен?

— А Таня?

— Таню мы переселим еще выше, на голубятню.

— Куда? — не понял я.

— Так мы верхотуру называем, где я оборудовал себе кабинет. Пойдем, покажу.

Мы прошли в кухню, и я увидел деревянную лесенку, ведущую на чердак. Он полез первый, я — за ним.

Ну, точно, это был чердак — со скошенным потолком, с небольшим Круглым оконцем Но пол был застелен линолеумом, стены оклеены светлыми обоями. У окна стоял маленький стол с зеленой лампой, у противоположной стены — кушетка, сбоку этажерка с книгами, а с потолка, с косых, идущих под углом крашеных досок, свисали на нитках разноцветные фонарики из цветной бумаги.

— Ну, как? — спросил он.

— Неплохо, — сказал я. — Настоящая комната.

Мы сами все сделали с Таней и Тамарой Михайловной. Часть чердака отгородили и все это своими руками оборудовали.

— А это зачем? — я показал на цветные фонарики.

— Танины выдумки… — он вытянулся и тронул один из фонариков рукой. Тот зазвенел, как звенят стекляшки в люстрах. — Когда с моря ветер идет, они колышутся и звенят на разные голоса… Очень здорово получается…

Он откинул круглую створку окна.

— Глянь-ка…

Я посмотрел. Море отсюда было видно в обе стороны, дома теперь не заслоняли его слева, впечатление было такое, будто плывёшь на корабле.

— Хорошо, правда? Таня любит сюда забираться, читает здесь, уроки делает… что-то он уж больно расхваливает эту свою голубятню, удивить меня хочет или показать, какие они умелые, все своими руками? Подумаешь, невидаль — цветные фонарики! Мы их в школе еще в четвертом классе делали, в зале вешали, на новый год. Или, может, они меня хотели сюда поместить да постеснялись, решили, что могу обидеться, вон, мол, куда загнали…

И тут я заметил дверцу, маленькую дверцу в стене. Она была тоже оклеена обоями и поэтому почти сливалась со стеной, сразу и не разглядишь.

— А это куда? — спросил я.

— Выход на чердак. Он ведь до конца дома тянется.

Николай Петрович открыл дверцу, мы прошли на чердак, где было сложено разное барахло, дошли до края дома, и там я увидел слуховое окно, от которого вела на землю железная пожарная лестница.

«Значит, можно вылазить отсюда и залазить обратно на голубятню, не тревожа никого в доме», — подумал я.

Мы вернулись в комнату, я еще раз оглядел ее и решил, что мне здесь было бы совсем неплохо.

— А можно я здесь поживу, в этой комнате?. А Таня пусть там, у себя остается?

— Тебе здесь понравилось? — Понравилось.

— Честно говоришь или так? — он покрутил в воздухе пальцами.

— Честно говорю — понравилось.

Ну, что ж, Смотри, сделаем так, чтобы тебе было лучше. Книги здесь есть и свет тоже есть, вот только водопровод мы сюда не протянули, придется вниз спускаться, если что…

— Ничего, спущусь.

— Ну, гляди. Ночью здесь прохладно может быть, теплое одеяло возьмешь.

Он прошелся по комнате, оглядел все.

— А вообще, я думаю, тебе здесь будет хорошо.

— Я тоже так думаю.

Ну, а если передумаешь или что не так, скажи, не стесняйся, мы все сделаем, чтоб ты себя чувствовал свободно, как дома.

— Ладно, вы не беспокойтесь.

Я сижу на кушетке, в самом ее углу, и гляжу в пол. А он стоит напротив меня, я вижу его ноги в стоптанных летних туфлях с дырочками по всему верху, вижу плохо отглаженные серые брюки в полоску, и мне почему-неловко становится, я не знаю, что еще говорить, и мы молчим. Он переминается с ноги на ногу, видно, хочет еще что-то сказать или спросить, но не решается. И молчит. И я молчу.