Михаил Шмушкевич - Я вас жду

Было уже поздно, луна висела над селом, в окнах радиотелефонного узла погас свет.

— Пойду, Галка. Поздно.

— Ладно, иди. Возьми себя в руки, Оксана.

Она ушла, а я продолжала стоять, думать о том, что в каждом из нас живёт оптимист, который приходит нам на помощь в самые горькие минуты. Он немногословен, произносит лишь своё: «Ни-че-го-о-о», и на душе становится легче.

«Руслан остаётся у меня, а когда получу квартиру в доме учителя, выделю ему отдельную комнату, — решила я. — Мальчик растёт, не успеешь оглянуться, ему в армию уже идти. Вернётся, женится на Наталочке Меденец. Она, я заметила, так и посматривает на него».

А Трофим Иларионович? Отец — не мать, привыкнет к мысли, что сыну неплохо живётся, женится. На ком? На какой-нибудь профессорше, опять на певице или на… Оксане? Мне бы хотелось, конечно, чтобы на Оксане. Нет, неправда! Не хочу!

Словом, я в ту ночь уснула с радужными мечтами, уснула, забыв свои невзгоды и не догадываясь, что как раз в эти минуты надо мной вновь нависла грозовая туча, и что все мои старания свелись к нулю…

Будильник зазвенел, как обычно, ровно в шесть.

— Руслан Трофимович, по-о-дъем! — крикнула я громко через ширму, зная, что по утрам он спит крепко, хоть из пушки пали. — По-о-дъем! — повторила я. — Нечего бока отлёживать, вставай!

Ни звука. Спит или притворяется?

— Полно тебе!

Включаю свет, бросаюсь к его кровати — обмираю: постель застелена, на голубом одеяле белеет записочка.

«Галка, не ищи меня, я в морс. Взял твой рюкзак и три рубля. Извини. Твой Руслан», — прочла я и остолбенела. Затем с рыданием плюхнулась на раскладушку.

Долго ли лежала так, не помню. Потом схватила записку беглеца и — к директору домой. Застала его за столом, он завтракал.

— Павел Власович! Сбежал! — разревелась я вновь.

Директор, привыкший за многие годы педагогической работы ко всяким ЧП, даже глазом не моргнул. Словно передо мной сидел не человек, а Будда.

Он дал мне вволю наплакаться. Слёзы, не раз доказывал нам этот старый учитель, облегчают душу, успокаивают нервы. «Поплачьте, поплачьте, всё пройдёт». Потом налил два стакана крепкого чаю.

— Чайку, Галина Платоновна, выпейте. Цейлонский, высший сорт, — произнёс он спокойно.

Я положила перед ним записку, но прежде чем пробежать её глазами, Суходол спросил:

— Две ложечки достаточно или любите слаже? Сахар для молодых полезен. Насыплю три, не возражаете?

Машинально кивнула.

— Хлеб, варенье, масло… Ну? Начинаем.

Записку Павел Власович прочёл вслух. Его взъерошенные брови чуть дрогнули, в уголках губ заиграла едва заметная улыбка.

— «Твой Руслан»… Неплохо. Это, Галина Платоновна, уже много значит. За что просит прощенья, интересно знать? — задумчиво спросил директор. — За то, что сбежал, или за то, что без спросу взял три рубля, рюкзак?

Пожимаю плечами. Не знаю, не думала, не до того было…

— В любом случае это говорит о его порядочности.

Павел Власович в каждом ученике искал и находил (находил!) положительные стороны. Так и сейчас.

— Когда исчез?

— Ночью, наверное, когда спала, — отозвалась я виновато.

Директор коротко рассмеялся.

— Вы спали, а он, мученик, боролся с Морфеем и, как видите, победил его.

— Павел Власович, что мне делать? — вымаливаю совет, продолжая рыдать. — Может, дать телеграмму Трофиму Иларионовичу. Неровен час… Потом… Он же собирается приехать за ним.

Суходол глядел на меня задумчиво.

— Галина Платоновна, давайте условимся. Без паники, хорошо? Прекратите в конце концов рёв! — повысил он голос. — Поезжайте в Одессу, только без лишнего шума: вы с Русланом уехали на денёк в Каменск к зубному, понятно?

— Ну, конечно, — киваю.

И вот я уже сижу напротив подполковника милиции. Поминутно вытираю мокрые от слёз щёки, а он, улыбаясь, разглаживает рукой записку беглеца.

— Напрасно горюете. К вечеру малыш будет здесь, в моём кабинете. Это нам не в диковинку.

— О, вы его не знаете! Спрячется на отплывающем корабле и…

— Ну да! — звучит в голосе подполковника насмешка. Он вспоминает что-то. — В прошлое лето, — да, в прошлое лето! — в порту появляются два маленьких подозрительных «субъекта». Они, обращаем внимание, так и норовят проникнуть на какое-нибудь из стоящих под погрузкой судов. Задерживаем, узнаём — ребята из Чернигова. «Куда путь держим?» — спрашиваем. Ответ чёткий: «В Африку». — «Зачем?» — «Неграм помогать в борьбе с колонизаторами». — Сухари, карты, компас, цветные открытки с изображением Красной площади…

Подполковник после небольшой паузы, глядя вдаль, продолжает:

— Дети во всём мире вроде одинаковые, на романтическую волну настроены, приключенческой литературой увлекаются, о кругосветных путешествиях мечтают… Всё же наши — особенные: сердца их людям служить готовы. Сознательные! Ваш куда метил?

— Никуда.

— Как так? Голая экзотика?..

— Ой, пожалуйста, не шутите, — умоляю.

Он встаёт, протягивает мне руку и снова с твёрдой убеждённостью заверяет: к вечеру беглец будет у него в кабинете.

— Товарищ подполковник, я вас очень прошу…

— К вечеру ваш малыш будет здесь, — повторяет он в третий раз. И взглянув на меня, спрашивает: — Потом? К отцу?

— Нет, — отвечаю. — Ни в коем случае. Разве что сам…

— Одобряю, — доволен моим ответом подполковник. — Так держать, товарищ Троян!

Брожу по Одессе. Осень здесь почти не чувствуется: солнце светит по-летнему, прохожие в лёгкой пёстрой одежде. Все куда-то торопятся, разговор громкий, смех весёлый, раскатистый — южане! Тут и там встречаются стройные парни в бескозырках с золотыми буквами на околышах. Любуюсь морем, а мысли мои заняты Русланом — где он сейчас? В трюме одного из тех вон выстроившихся у причалов судов или уже уплыл туда, за не видимую глазу черту, где бирюзовое небо сливается с водой?

Вспоминаю разговор с Русланом о его недостойном поведении во время уборки класса. Распекаю, а он слушает вполуха, с равнодушным, отсутствующим взглядом. Стало быть, уже тогда мысленно находился на каком-то корабле…

— Мы с Михайликом обратно дружим, — заявляет Руслан, когда прекращаю его пилить.

— Не «обратно», а «снова».

— Не обратно, а снова, — повторяет он подчёркнуто послушно.

Теперь, когда пишу о побеге Руслана, могу безошибочно, до малейшей подробности, рассказать, как развивались события.

Бежать, признался мне Руслан, он окончательно решил в тот день, когда рассорился с классным руководителем Оксаной Ивановной Кулик. Первым долгом задумался над содержанием записки, которую должен написать, дабы я не очень встревожилась. Покончив с этим, занялся заготовкой продуктов.

На столике, где стоял телевизор, под салфеткой, лежали деньги. Двадцать один рубль. «Захватить бы их с собой, — появилась у него мысль. — Продуктов в буфете полно, зарплата через два дня». Решил и — сделал. Выдержал всё же недолго — положил деньги на прежнее место. «Вор! — выругал он самого себя. — А если взять пятёрку, всего одну пятёрку и написать: «Я временно взял пять рублей, отдам»? Нет, ни копеечки! Галка права: у животных и то есть совесть».