Михаил Шмушкевич - Я вас жду

Математик отпрянул назад, до того его поразили мои слова. С минуту он глядел на меня, потеряв дар речи.

— Галина Платоновна, за кого вы меня принимаете?! — воскликнул он. — Я же собираюсь заявить, что это произошло на моём дежурстве!

Краснею до корней волос. Стыдно, человек готов пострадать за другого, а его обвиняют в трусости.

— Простите меня, — искренне извиняюсь перед ним. — Вы очень благородны, вместе с тем, поймите, нельзя идти на такой обман даже из самых лучших побуждений.

Колесо завертелось. Медленно, скрипя, однако без остановки. На мать Михайлика Анастасию Сидоровну не повлияли ни слёзы, ни мольбы сынишки. На следующее утро она отправилась в прокуратуру и вернулась с повестками. Павла Власовича, меня, Оксану вызывал следователь. Каждый из нас должен был явиться в указанное ему время, я — первой, как главный виновник события.

«Явиться в одиннадцать часов утра к следователю каменской райпрокуратуры т. Пересаде», — прочла я и вся сжалась от волнения. Когда немного успокоилась, то обратила внимание на фамилию человека, в руках которого теперь всё моё будущее — Пересада. Знакомая фамилия. Ну да, знакомая! Это же экс-директор тумановской школы, номенклатурный Борис Михайлович!

…В пустом, слабо освещённом единственной лампочкой коридоре пять дверей. Три с правой руки, две — с левой. Кабинет № 4, куда меня приглашают, справа. Достаю из сумочки повестку, собираюсь постучать в дверь и — испуганно отступаю назад: перед самым моим носом вырастает Дидусь!

— Драсьте, ушительница.

Разряженный жених! Чёрный костюм, голубая рубашка, яркий галстук, модная меховая куртка…

— Вас тоже? — спрашиваю.

— Третий раз.

«Смотри, — думаю, — Пересада проявляет объективность!»

— Недобрый он, скажу вам, человек, — кивает на дверь Дидусь.

Стучу.

— Войдите.

Роковая случайность, вот уж, право, ирония судьбы! Моего бывшего начальника не узнать: уж больно его разнесло…

— Галина Платоновна?! Троян?! — восклицает Пересада с деланным удивлением. Он небрежным движением отодвигает от себя повестку, которую кладу перед ним, и указывает на стул. — Садитесь, пожалуйста. Да-а, кто мог подумать, что встретимся именно здесь? Приятно и в то же время, сами понимаете, весьма прискорбно.

Пересада раскрывает панку, лежащую перед ним, извлекает из неё жалобу Анастасии Сидоровны Барзышиной. Прочитав её вслух со скрытым наслаждением, он сокрушённо вздыхает:

— Да-а, положение… Согласно закону, Галочка, я обязан был немедленно отстранить… Но, поскольку я вас лично знаю, то, сами видите, на эту меру пресечения не пошёл.

— Весьма тронута.

Он не обращает внимания на мою иронию и доверительно продолжает:

— Скажу больше, истица, то есть мать пострадавшего школьника, у меня особой симпатии, между нами, конечно, говоря, не вызывает.

— Разве? Почему?

— Ни за что, ни про что человека на скамью подсудимых посадить старается.

Пересада приступает к составлению протокола. Доверительный тон, сочувственные вздохи…

— Галина Платоновна, скажите, пожалуйста… Вам было известно, что газосварочный аппарат ТГ-2,25 работает на карбиде?

— Допустим.

— И если в бочку, где находится карбид, налить воду, то от этого соединения вырабатывается ацетиленовый газ, вам тоже, надеюсь, было известно? А может, не знали? Подумайте, я вас не тороплю. От вашего ответа зависит… Может, всё-таки не знали?

— Нет, знала.

Недовольный и глубокий вздох.

— Так-так… А бочка была большая? На двести, сто литров?

— Бочоночек.

— На сколько литров? Примерно, Галочка.

— Не знаю, спросите у Дидуся, — киваю головой на дверь. — Он специалист по «литрам».

Смеётся, трясётся весь. Жидкий какой-то, рыхлый, размытый, зато добрейшей души человек! Нет, это не Пересада, которого относительно недавно знала!

— Галочка, войдите в положение… В протоколы шутки, какими бы они остроумными ни были, не заносятся. Итак, на сколько литров?

— Я сказала, не знаю.

Пересада поднимается и начинает ходить туда-сюда по кабинету. Затем, вдоволь нафыркавшись, грузно опускается на стул.

— Галочка, я хочу вам помочь, поэтому прошу вас быть предельно искренней. Итак, вы, организатор внеклассной работы, покинули строительную площадку, оставили пьяного сварщика, детей. Так?

Не могу же я сказать, что со школьниками осталась Оксана.

— Я действительно уходила, но сварщик не был пьян.

— Не был?! А это что? Читайте… — Пересада придвигает ко мне протокол допроса, подписанный Дидусем, который признаёт, что находился в пьяном состоянии.

— Куда вы уходили?

— В школу. На урок.

— До урока у вас оставалось полтора часа, а ходьбы до школы максимум пятнадцать минут. Вспомните, может, ещё куда-то заходили?

— Заходила на почту.

— Га-лоч-ка, я хочу вам помочь. Зачем же?..

— Товариш Пересада, я сказала вам правду.

Он хохочет, трясётся.

— Ну и шутница! Чего это вдруг вас потянуло на почту? В Сулумиевке, по-моему, есть почтальон, доставляющий корреспонденцию на дом.

— Сведения у вас правильные.

— Вы не ответили на вопрос, Галочка.

— И не отвечу, — бросаю с вызовом. — «Чего вдруг потянуло…» Это моё личное дело.

— Нет, не личное, — усмехается Пересада. — Вопрос, Галочка, имеет прямое отношение к составу преступления. Только, пожалуйста, не пугайтесь.

Вся дрожу от негодования: что ж у него получается? Учительница, трусиха, умышленно оставляет детей на произвол судьбы…

— Галочка, почему молчите? Странно, не узнаю вас, не узнаю.

— Думаю о том, что вы ни капельки не изменились — людям не верите.

— Как вы смеете?! — срывается он вдруг с места, весь багровый.

Дня через два я уже сидела перед другим следователем. Здесь погода царила совсем иная — «облачная с прояснением». Тучи, правда, долго не рассеивались. ЧП на стройке отняло у нас много сил, времени, зато послужило весьма поучительным уроком.

Прикрыв настольную лампу газетой, чтобы не мешать Оксане уснуть, записываю по свежим следам событий.

— Галка, иди спать! — третий раз напоминает мне Кулик, хотя у неё самой голос не очень-то сонный. — Галка…

Она не уехала. Более того, вместе с другими встречала профессора Багмута.

К станции Каменск «рафик» подкатил минут за сорок до прибытия поезда. Мы оставались в машине, в тепле, так как на улице бушевала снежная буря. Король Лир вышел покурить, Руслан и Недилько, сидя на передних сиденьях, рассуждали о каком-то новом открытии науки, мы же с Оксаной молча то и дело дышали на обледеневшее стекло, пальцами протирая окошки, хотя заранее знали, что, кроме густой мглы, ничего не увидим.

— Жуткая погода. Поезд может застрять где-то в пути» — подала наконец голос Оксана.