Николай Омельченко - В ожидании солнца (сборник повестей)

Из гостиницы не по-юношески степенно вышел Жолуд, стройный и элегантный, чинно поздоровался с Ко-берским.

— Слыхать слыхал, но такого еще не видел, — кивая на девушек, усмехнулся Коберский. — Сроду не видел глиняно-песчаного дождя.

— Где-то в пустыне буря, и смерч забросал облака песком, — охотно объяснил Жолуд. И добавил. — А я вот в районе Балхаша был свидетелем соляного дождя. Когда он прошел, выглянуло солнце и подсушило все вокруг, такая необычная красота предстала перед взором, что описать невозможно. И крыши домов, и улицы, и люди — все блестело голубовато-белым блеском.

— Да-а-а, а нам, видать, обсыхать еще не скоро, — мрачно поглядел на низко плывущие над городом тучи Коберский.

— Не скоро, — сочувственно согласился Жолуд.

— Да вот… одна небезынтересная особа, — понизив голос, с кокетливой доверительностью заговорил Жолуд, — попросила меня достать верблюжьей шерсти.

Виталий шагнул из-под навеса под дождь и с ловкостью циркового факира вскинул вверх руку. Над его головой в тот же миг выпорхнул черный, перепончатый, как крылья летучей мыши, купол японского зонтика.

— Мне бы ваши заботы, — повторил Коберский и, подняв воротник плаща, нахлобучив на лоб брезентовую белую кепку, купленную на случай жаркого солнца, пошел по хлюпающим от дождя лужам в сторону едва различимых, казавшихся сейчас очень близкими, буквально замыкающими улицу, гор Копетдага.

Там, в конце улочки, надо свернуть направо, пройти еще немного и — кафе. Оно не похоже на восточное и вполне пригодно для съемки одного из эпизодов. Надо бы присмотреться к нему получше, хотя Леня Савостин там уже побывал.

На тротуаре морщилось рябью целое море воды, поэтому Коберский сошел на дорогу. Но его догоняла какая-то машина, и он снова вернулся на тротуар. Машина, обогнав его, остановилась у светофора, и Коберский увидел, что это такси, а в нем на заднем сиденье сидят в обнимку Цаля и звукооператор Лиля Мишульская. Лиля, заметив режиссера, опустила стекло и радостно-хвастливым голосом сообщила:

— А мы вот по случаю дождя в сторону Чули решили махнуть. Еще ни разу там не были, говорят, красотища — закачаешься! Особенно Фирюза.

Коберский хотел было сердито предупредить, чтобы Мишульская долго не задерживалась, но светофор вспыхнул зеленым светом, и такси, взревев, рвануло с места.

«Мне бы ваши заботы», — мелькнуло вновь у Коберского. Он шел, стараясь обходить холодные лужи, а иногда, забывшись, неуклюже ступал в них. «Многие, конечно, рады, что дождь, что можно посачковать, да и вообще относятся к съемкам, как и ко всякой рядовой работе, — с горечью думал режиссер. — Если бы хоть кто-нибудь из них знал, что для меня каждый новый фильм — это надежда из надежд. Каждый раз, приступая к съемкам, надеешься, что наконец-то будет что-то необыкновенное, такое, чего до сих пор не было. Страдаешь, мучаешься, ночи не спишь, места себе не находишь… А как страшно смотреть первый материал, какими неуклюжими, беспомощными кажутся первые кадры. В голове постоянно стучит одно и то же: эх, один бы, лишь один по-настоящему хороший фильм поставить бы… Это единственная мечта, единственное желание. У других филателия, скачки, автомобиль, увлечение женщинами, а у меня одно — фильм, пусть даже не такой, что потрясет мир, хоть когда-то и об этом мечталось… А теперь пусть просто хороший, настоящий, чтобы его долго-долго смотрели и помнили».

Кафе состояло из стекла и бетона — ребра бетонные, все остальное, кроме задней стенки, к которой примыкали буфет, кухня и складское помещение, стеклянное. Столики из пластика, такие имеются сейчас в каждом городе или поселке.

Людей мало. За одним из столиков две девушки пили кофе, по соседству трое парней с наслаждением потягивали из пузатых запотевших кружек темное пиво. В дальнем углу перед мужчиной с сухим аскетическим лицом и брезгливо оттопыренной губой стояла бутылка шампанского и бокал. «Тесновато малость, — со вздохом подумал Коберский. — А если еще добавить массовки…

Нет, хоть в сценарии и воскресный многолюдный день, пожалуй, не следует забивать кадр, ведь все это до некоторой степени условно. Аппаратуру надо будет поставить вон там, где стол с тем типом и шампанским. Но хороший ли будет ракурс?»

Коберский, застыв, долго смотрел в угол, смотрел до тех пор, пока мужчина не бросил ему неприязненно:

— Ну че уставился? Шиз, что ли?

Коберский отвернулся и стал шагами измерять кафе, намечая точки и квадраты, в которых будут сниматься герои. Его полностью поглотили собственные мысли и расчеты, он никого и ничего не видел, ходил по залу, как хозяин. Даже не заметил, что за ним давно уже следят буфетчица и официантка. Когда он попытался сдвинуть вместе два стола, сразу услышал строгий голос:

— Гражданин, что вы делаете? Что вам здесь нужно?

Коберский словно проснулся.

— Простите, несколько забылся, — вдруг заметив, что он в центре всеобщего внимания, смутился Коберский. И тут же, погасив на лице смущение, деловито осведомился. — Кто здесь у вас главный?

— Ну, предположим, я… — осторожно сказала буфетчица.

— Я кинорежиссер. Вы слыхали, наверное, что мы снимаем фильм в вашем городе?

— Ну как же, конечно, слыхала и видела даже. Да и ваши ребята иногда заглядывают к нам, кофе им у меня очень нравится, — обрадовалась буфетчица, и лицо ее, довольно моложавое, но сильно накрашенное, расплылось в подобострастной улыбке.

— Кафе ваше нам подходит, будем снимать здесь один из эпизодов, придется на денек-два кафе закрыть…

На лице буфетчицы проступил испуг:

— Но кто же это разрешит? Мы с вами вдвоем этот вопрос вряд ли сможем решить…

— А мы с вами и не будем вмешиваться, — успокаивающе улыбнулся Коберский. — У меня для этого есть директор, а у вас — ваше начальство. Вот они и договорятся.

— Кино все может, — донесся из угла голос мужчины с аскетическим лицом. — А это правда, что однажды, чтобы снять церквушку… какой-то там фильм делали про старину… так электропровода поснимали? А они вели на фабрику, вот она и не работала два дня, и киностудия ей все оплатила. Было у вас такое?

— Было, — ответил Коберский.

— А я читала, — вмешалась официантка, — что однажды целый полк солдат один режиссер запросил…

— Если нужно, не только полк запросим, — думая о своем, ответил Коберский.

— Ну и ну, кино — сила! — с завистью произнес мужчина. И бросил повелительно официантке. — Вера, еще один бокал!

Она тут же принесла. И когда Коберский собрался уже уходить, мужчина преградил ему дорогу.

— Извините, пожалуйста, у меня есть несколько вопросов к вам относительно кино, конечно, если это вас не затруднит и если вы не очень торопитесь…

— Хорошо, — согласно кивнул Коберский; когда дело касалось кино, он всегда мог найти время и ответить на вопросы, и объяснить, и даже поспорить, а сегодня к тому же и спешить было некуда.