Василий Шаталов - Золотая подкова (сборник)

И рванулась! Да не в ту сторону, куда надо. Это была авария. И это в то время, когда ей совсем немного оставалось до конца своего пути, то есть до Мургаба.

Сейчас, пожалуй, нет необходимости выяснять причину прорыва береговой дамбы. Досадно сознавать, что это происшествие в какой-то степени омрачило ожидавшееся торжество по случаю окончания строительства первой очереди канала. Но береговая дамба была быстро заделана, и вода вновь двинулась на запад.

В состоянии напряженного ожидания жил в эти дни и Байрамгельды. Своему младшему брату Курбандурды, очень живому смышленному пареньку лет тринадцати, он приказал ежедневно бывать на канале и докладывать обо всем, что там происходит.

Однажды вечером, когда Байрамгельды удобно устроился на кошме, чтобы почитать газету, к нему, явился брат.

— Есть новости? — спросил Байрамгельды.

— Канал пришел! — радостно воскликнул Курбандурды, сияя карими глазами.

— Неужели?! — встрепенулся Байрамгельды и весь как-то сразу преобразился, просиял.

— Да, пришел, — повторил Курбандурды. — От Мургаба его отделяет вот такая, — он вытянул перед собой руки и поставил ладони друг против друга, оставив между ними узенький просвет, — вот такая, совсем тонкая перегородка земли. Завтра снимут и ее.

— Откуда знаешь?

— Там, по берегу канала дяденька какой-то в шляпе ходил, — прораб, наверно. А с ним два экскаваторщика. Прораб показал им места, где снимать перемычку. Этот дяденька в шляпе так и сказал им! «Вот это завтра и срежьте». Ясно что перемычку! — твердо добавил Курбандурды и выбежал из дома.

Тревожно спал в эту ночь Байрамгельды. Его беспокоили думы, связанные с предстоящим событием — слиянием двух рек — событием, которое дважды не повторяется.

Несколько раз его подмывало желание встать, одеться и, как мальчишке, помчаться на канал, чтобы раньше других увидеть в нем воду новой, загадочно-неведомой реки. И только усталость удерживала его дома: целый день он занят был на ремонте тракторов] да поздний час.

Он снова и снова возвращался к мысли о приходе Амударьи, и каждый раз она поражала его глубиной своего содержания. Да. Вот это и есть, видимо, то главное, что навсегда останется в веках, как память о завтрашнем событии, о нашем стремительном времени, наших свершениях. Подумать только! Сколько поколений мечтало об этом на протяжении столетий! Люди умирали, а мечта все жила, ожидая своего воплощения. И даже не все верили в то, что она сможет когда-нибудь осуществиться — слишком дерзкой была эта мечта.

…И вот наступило утро памятного дня — 27 января 1959 года. Байрамгельды проснулся на рассвете, умылся ледяной водой и оделся как на праздник: в новый костюм, сапоги на теплом меху, бушлат и прибереженную к парадному случаю черную каракулевую шапку-ушанку.

Выйдя на улицу, он встретил своих родителей, братьев Бегенча и Курбандурды. Майса осталась дома присматривать за детьми. Вскоре к семейству Акибаевых примкнул Клычли Аширов и еще человек тридцать земляков.

Шли около часа. Акибаевы какую-то часть пути шли берегом Мургаба, до самой воды заросшего густым бурьяном, пучками высоких и стройных, как пики, стеблей гигантского злака эриантуса, голыми ветлами, гребенчуком. Каждый стебель эриантуса венчал качавшийся на ветру пушистый султан.

Далеко впереди, в бледно-голубом небе маячили черные стрелы экскаваторов, служившие хорошим ориентиром для тех, кто шел в это утро посмотреть канал. Несмотря на ранний час, народу собралось много. Темные фигуры людей двигались по берегу в глинистым откосам прямого русла.

А на краю неоглядной, изумительно плоской равнины, из-за желтых и буро-коричневых зарослей, выросших за лето вдоль больших и малых оросителей, отведенных от Мургаба, выкатывалось ярко разгоравшееся солнце. Холодным розовым светом оно залило все вокруг.

Стоя на берегу канала, Байрамгельды увидел, как появившийся откуда-то человек в серой шляпе и черном бушлате махнул рукой машинистам — и те приступили к снятию перемычки. Сердито зарычав, экскаваторы резко повернули стрелы и зубастые ковши опустились на перемычку. Легко и непринужденно управляя машинами, механизаторы, казалось, работали безо всякого напряжения. Но это было не так. Соревнуясь в скорости и мастерстве, каждый из них старался обогнать соперника и первым открыть дорогу амударьинской воде к Мургабу.

В самый разгар соревнования отец Байрамгельды отошел от своих и твердым шагом сошел по откосу вниз, к самому урезу воды. Здесь он опустился на корточки, снял с головы кудрявую папаху, положил ее возле ноги и, разведя руками в стороны пену, набрал пригоршню воды и поднес ее к лицу. Полузакрыв глаза, он тихо и долго что-то шептал — слов не было слышно, — только видно было как шевелятся губы его. Может, ом благодарил судьбу, что дожил до такого счастья, когда своими глазами увидел воплотившееся чудо — приход Амударьи. И в то же время это был торжественный ритуал благоговенья перед животворной силой воды, перед силой человеческого духа, беспримерным мужеством людей, совершивших подвиг. А на противоположном берегу точно такой же ритуал совершал совсем древний старик. На черном морщинистом лице его резко выделялись белые, как вата, борода, брови и волосы.

Едва Курбан-ага поднялся наверх, раздались крики:

— Пошла! Пошла! Пошла!

Байрамгельды глянул влево, на перемычку, середина которой была срезана и унесена ковшами экска-ваторов. Вот очередной ковш плавко ушел в сторону и в тот же миг струя воды пересекла перемычку. Струн быстро превратилась в поток, который, журча и подпрыгивая, покатился вниз, уноси с собою кусты бурьяна, какие-то корни; куски глины, и слился с чистой зеленоватой водой Мургаба.

— Ну, вот и породнились! — весело щуря глаза, проговорил Курбан-ага. — Навек породнились!

Народ стал расходиться. Перед тем, как отправиться в обратный путь, Курбан-ага окинул еще раз поля, канал, заросшие камышом берега Мургаба, его синеватую излучину и негромко, словно про себя, произнес:

— Все хорошо. Но по такому случаю слишком буднично. Народу мало, и жаль тех, кто с нами на разделил эту радость.

— И мы, отец, ее тоже прозевали бы, если б не наш Курбандурды, — привлекая к себе и обнимая за плечи младшего брата, сказал Байрамгельды.

Старший брат шагал молча и был задумчив.

— Ну, а ты что молчишь! Разве то, что увидел, не взволновало тебя?

— Как не взволновало! Да у нас нет стройки важнее, чем канал! — выйдя из состояния задумчивости, возбужденно заговорил Бегенч. — Ну, сам посуди: что может быть важнее воды для земли, которую так несправедливо обделила природа? Куда ни сунься, все в нее, в воду, упирается. И нет, по-моему, выше чести быть участником этой великой стройки.