Борис Тумасов - На рубежах южных

— Своими силами мы ничего не сделаем, — перебил майор Еремеев.

Лицо у него заплыло кровавым подтёком. Еремеев до сих пор злился на Котляревекого, что тот послал его арестовывать Дикуна и Шмалько.

— Пока ждать будете, бунтовщики вам голову снимут, — сердито возразил Пузыревский. — Помощь‑то неизвестно когда подойдёт. Надо действовать иначе. — И немного подумав, предложил: — Кому‑то из вас предстоит в ближайшее время пойти в стан к бунтовщикам и посоветовать, чтоб главари поехали с жалобами в Петербург. А там, — Пузыревский сжал кулак, — их там мигом в бараний рог скрутят… Ну, а без зачинщиков, я думаю, со всем этим сбродом не мудрено будет справиться.

Старшины переглянулись.

— Не выйдет, Петр Александрович, — нерешительно возразил Кордовский.

— Это же почему? — поднял одну бровь полковник.

— Казаки не поверят нам.

— Гм! Так, господа. А огонь бунта горит. Кто его погасит? Ждать изволите? — Пузыревский криво усмехнулся. — Так кому ж идти, мне, что ли?

— Пусть попробует, — шепнул Еремеев сидящему рядом Белому. — Это ему не по паркету ногами шаркать.

— Что говоришь? — не разобрал старый есаул, — На каком паркете?

Майор отшатнулся от него.

Все повернулись в их сторону. Хозяин хаты подошёл к каганцу, подтянул фитиль. Желтое пламя, выбросив грязное облачко копоти, разгорелось ярче.

-— Если ждать дальше, то бунтовщики несомненно получат поддержку и от донцов, и от крепостных, — снова заговорил Пузыревский. — Вам, должно быть, известно, что с восшествием на престол его императорского величества Павла Петровича злые языки пустили слух, что крепостным выйдет воля. И ныне во многих губерниях снова волнения начались. Наша задача — не дать бунтовщикам соединиться. А коли выйдут бунтовщики на Волгу, вокруг них объединятся все малые шайки — и не миновать тогда второй пугачёвщины. Государь нам этого не простит.

Пузыревский обвёл их мутными глазами.

— Думайте, не думайте, а идти к бунтовщикам придётся. И если вы боитесь, я сам пойду.

Всю ночь перед поездкой в казацкий стан Пузыревский не смыкал глаз. Буйная вольница, которая не раз потрясала устои царства российского, вновь взволновалась. И ему через несколько часов предстоит увидеть этих бунтарей. Как встретят они его? А может… Пузыревский старался отогнать от себя непрошеную мысль.

Ну… ну, а если ему удастся обезглавить восстание — тогда обеспечен и генеральский чин, и орден. Стоит рисковать!

На рассвете он забылся в беспокойном сне…

В лагерь отправился вдвоём с протоиереем. Когда они подъехали к проходу меж возами, дорогу им загородил здоровенный детина. Ухватив коня за повод, он сумрачно взглянул на полковника.

— Куда прёшь?

Пузыревский сквозь зубы ответил:

— Нужно видеть вожаков ваших. — И, глядя на хмурые лица подошедших казаков, добавил: — Из Петербурга я, от его императорского величества…

— Никита, — крикнул казак. — Тут офицер Дикуна ищет.

Подошел Собакарь, спросил протоиерея:

— А ты, батя, чего заявился? Панихиду мы не заказывали навроде, о здравии за нас ты служить не будешь… — И закончил, переведя взгляд на полковника: — Ну, раз приехали, то поняйте за мной.

Кони двигались медленно. Множество костров с подвешенными казанами горели по всему лагерю. Проезжая, Пузыревский обратил внимание на оружие черноморцев: пики, сабли, у многих за кушаками пистолеты. Почти у каждого казака мушкет или пищаль.

Одни смотрели на проезжающего офицера равнодушно, другие — с неприкрытой ненавистью. Зато на протоиерея Порохню все глядели с откровенным любопытством.

Из парусиновой палатки, откинув полог, выкатился невысокого роста толстый казак.

— Глянь, Федор, — позвал он, — сам святой отец к нам пожаловал!.. Благословляй, отче, грешников, отпускай грехи!

На зов вышел Дикун.

— И кому ты, Ефим, так обрадовался? — увидев полковника и протоиерея, он удивлённо спросил: — А вас зачем нечистый принёс?

Пузыревский соскочил с коня.

— Дикун?

Федор недружелюбно ответил:

— Он самый.

— Хочу поговорить с вами.

Федор посмотрел на Полового и, отодвинув полог, бросил:

— Проходите!

По–татарски подогнув ноги, Дикун присел, жестом указав на свободное место напротив.

— Я прибыл к вам по именному повелению его императорского величества. — Пузыревский сделал паузу, всматриваясь, какое впечатление произвели на окружающих его слова. Лица казаков были непроницаемы.

— В Петербурге стало известно, что вас, черноморских казаков, притесняют ваши старшины. Государь послал меня, чтобы выяснить все и доложить ему. Но… — тут Пузыревский сделал ударение, — вы начали самовольничать, затеяли смуту…

— Экий ты, полковник, быстрый, — перебил его Дикун. — О какой ты смуте речь ведёшь? Терпенью нашему конец пришёл!

Казаки закивали:

— Так, так…

Дождавшись, пока они успокоятся, Пузыревский продолжал:

— Государь всё знает о ваших врагах, он печётся о вас.

Протоиерей, разгладив бороду, поддакнул.

— Мы с батюшкой поспешили к вам, чтобы предостеречь вас от дальнейших опрометчивых шагов. О своих обидах вам надо рассказать его императорскому величеству. Пошлите своих депутатов в Петербург. Государь выслушает их и примерно накажет ваших обидчиков. А я, со своей стороны, отпишу о всех злоупотреблениях старшин и пошлю это письмо со своим адъютантом. Он поедет с вашими депутатами.

Глаза Федора скользили по лицам товарищей. Осип, рядом Собакарь — смотрит угрюмо, недоверчиво. За ним Ефим и другие. Все сидели молча. Видно было, речь полковника произвела на них впечатление.

— Ну что ж молчите, побратимы? — нарушил молчание Дикун.

— А может, послать жалобщиков? — несмело проговорил Половой.

— Попробовать можно, — поддержал его Осип.

— Кто его знает? — попытался возразить Собакарь.

— Шось не верю я пану полковнику, — сказавший казак недружелюбно взглянул на Пузыревского.

— Я тоже так думаю, — поддержал его другой казак. — Нам богато шо обещали.

— Чего тут думать, — подали голоса несколько казаков, — надобно скликать круг да выбирать послов. Совет правильный. Об этом царе слух идёт, что он руку бедноты держит.

Митрий промолчал.

— Ну что ж, я как вы, — согласился Федор. — Давайте круг скликать, что казаки скажут, на том и порешим.

Пузыревский удивился, с какой доверчивостью казаки восприняли его предложение. Он даже ощутил что‑то похожее на угрызения совести. Но это чувство было мимолётным.

Через короткое время собрался круг. Все затихли, когда в середину его прошли Дикун и приезжие.

— Славное товариство! — во весь голос заговорил Федор. — Грабили, обирали нас старшины, семь шкур с нас драли…