Иван Арсентьев - Преодоление: Роман и повесть

— Ты о себе думаешь, а не о людях.

— Эх, Валюша, другие бы так думали о себе! Несправедлива ты ко мне, я давно хотел тебе сказать. В какой‑то момент я был недостаточно к тебе внимателен, но не потому, что не думал о тебе. Слишком много навалилось на меня всякого, а времени в обрез, чтобы решить все разом и безошибочно. Ты расценила это…

— Давай не будем вспоминать, — перебила поспешно Валюха. — Что было, то…

— …то, видимо, прошло, — подсказал Карцев со злостью. Со злостью на самого себя, — чувствуя, что ничего не прошло, что былое, придавленное, но не истребленное, опять мучительно всплеснулось в груди. Вспомнив о чем‑то, он зашарил по карманам, достал из кошелька что‑то завернутое в бумажку, протянул Валюхе.

— Что здесь? — Она помедлила, разворачивая бумажку. — Ой! — Валюха коротко вскрикнула, и лицо ее, шея, открытая до ложбинки грудь густо покраснели. На вздрогнувшей ладони лежала сережка. Женщина рассматривала ее и словно не верила своим глазам.

— Извини, раньше не было случая передать, — сказал Карцев.

Валюха оторвала от сережки взгляд, в глазах блеснули слезы. А может, Карцеву показалось. Хотела что-то сказать, но только воскликнула: «Эх!», махнула рукой с зажатой в кулаке сережкой и сбежала к роднику.

Карцев шел на буровую, опустив понуро голову, как человек, у которого все в прошлом. У него было ощущение, словно он держал когда‑то в руках лучистую жар-птицу и вот увидел ее теперь ощипанной…

До этого часа у него все еще теплилась какая‑то надежда, что при встрече с Валюхой все объяснится, наладится. Теперь и эта едва тлевшая кроха надежды погасла. Неправду говорят, что любовь прощает. Да и была ли она когда‑либо у Валюхи! Едва ли… Так, вспыхнуло что‑то, как спичка, и потухло, не осветив толком и не согрев…

Когда Карцев подходил к будке, из нее стремительно выскочил Середавин, раздувая ноздри, что‑то невнятно бубня. Жидкие усы его обвисли, углы рта подергивались. Возле ржавого запасного чана стояли Кожаков и начальник вышкомонтажного цеха Василий Широков, разговаривали. Шествуя мимо них, Середавин споткнулся и, едва удержавшись на ногах, выругался во всю страсть души.

— На левую, Петр Матвеич? — с деланной заботливостью спросил Кожаков.

Середавин высморкался, пропыхтел обиженно:

— Вот так всегда, стараешься, из кожи лезешь, а потом тебе же боком вылазит…

— Уж тебе ли плакаться, Матвеич! Будто первого шприца получаешь. Чать, привык! — хихикнул беззлобно Широков.

Середавин не удостоил его ответом. Кожаков покачал укоризненно головой:

— Эх, Петр Матвеич, Петр Матвеич… Спец вы — что надо, а вечно у вас какие‑то… не знаю, как и назвать…

— Зато я знаю! Все вы, как один, взъелись на меня, всех берут завидки, что бригада старика Середавина первая по проходке и по заработкам! Всяк за ноги хватает, норовит укусить.

— Ну, ты да–аешь, Матвеич… — протянул Широков.

А в будке тем временем Хвалынский «давал» Карцеву. Из открытой двери доносилось:

— Поразгоняю окончательно всю вашу шайку–лейку! Чтоб другим неповадно было! Сегодня же духу вашего не было б, да жаль средств, государственных, что потратили на тебя в учебном комбинате. Но терпение мое лопнуло. Все! Объявляю тебе выговор. С занесением. Заодно с твоим мастером. Идите, целуйтесь с ним!

— Мастер ни при чем. Лом — это мое личное… Я не хотел подводить бригаду.

— Благими намерениями устелен путь в ад! Из‑за ваших выходок мы и к утру не начнем пусковую конференцию. Идите!

— Есть идти! — вытянулся Карцев по неистребимой военной привычке и чуть не щелкнул каблуками, но, спохватившись, отступил в сторону, давая дорогу директору.

На дворе начальник вышкомонтажников Широков все еще доказывал что‑то Кожакову, вычерчивая мелом на ржавой стенке чана замысловатую схему. Тот покашливал с сомнением, переминался с ноги на ногу и глядел в синеву неба, где стыли два белых облачка, похожих на комнатные шлепанцы с опушкой.

Невнимательность главного механика мало трогала Широкова — краснолицего, жизнерадостного человека, у которого во всех деревнях и поселках в радиусе трехсот километров имелись друзья и подружки. Свое дело знал он великолепно, и в голове его всегда роились десятки всяческих проектов, которыми он терзал причастных и непричастных людей. Вообще, голова его представляла собой своеобразный склад самых неожиданных сведений, извлекаемых оттуда по мере надобности. Он мог, например, дать точную справку, что садовая улитка имеет 14175 зубов или что самая старейшая газета в мире «Кинг–Эое», существующая 1050 лет, не изменила абсолютно своего внешнего вида…

Сейчас Широков взял Кожакова явно на измор каким‑то новым своим проектом, поэтому появление Карцева оказалось в самый раз. Заметив его выходящим из будки, Кожаков крикнул:

— Сергеич! Пойди‑ка сюда!

Карцев приблизился, держа руки в карманах.

— Послушай, ты не организуешь мне и вот Василию Романычу пару билетиков на премьеру? По знакомству?

— На какую премьеру?

— Ну, не знаю, что там получится: драма или комедия… Но, думаю, вещь будет потрясающая! Не часто кино балует нас трюками вроде того, как главный персонаж болтается вверх ногами…

Карцев усмехнулся хмурд, потом сказал:

— Мне нужно поговорить с вами, Леонид Нилыч. Можно вас?

Обрадовавшись, что наконец избавится от проектов Широкого, Кожаков с готовностью поспешил за Карцевым.

— Скажи, Леонид Нилыч, по совести, — сказал Карцев, когда они отошли в сторонку, — а как бы ты поступил на моем месте? Небось в огонь полез бы, не то что в скважину! После курсов знаешь как все смотрят на меня? Чертом! А тут еще такое…

— Если хочешь по совести, то одно могу сказать: поступок твой не одобряю. Такие штуки чреваты ЧП с… печальным исходом. Середавину ты тоже ничего не доказал. Делать так — значит посылать подкрепление своему противнику. Как бы я поступил на твоем месте, спрашиваешь? — Кожаков пожал плечами. — Видишь ли, мудрые люди советуют так: если на пути твоем выросла груда камней, то лучше наклониться и расшвырять их за один раз, чем изо дня в день обходить стороной и спотыкаться…

— Значит, поступили бы Так же, как я! — засмеялся Карцев.

Пусковая конференция затянулась допоздна. От главного геолога буровики узнали все о конструкции скважины, о свойствах пород, которые встретятся им при проходке, о возможных осложнениях. На раскрашенной в разные цвета схеме было указано, в каких местах брать керны — образцы пород, где делать электрокаротаж, на какую глубину опускать обсадные трубы, чтоб напор глинистого раствора не размыл стенки скважины.

Представитель технического отдела перечислил типы долот, турбобуров, растворы и реагенты, механик — особенности эксплуатации новых механизмов.