Ариф Сапаров - Битая карта

— Ладно, Демочка, ты ступай куда тебе нужно, а я и в самом деле попробую уснуть…

Щелкнул ключ в дверях, Демьян ушел, и Геннадию показалось, что он в выигрыше. Но в том-то все и заключалось, что Демьян вовсе не собирался на воскресное сборище любителей живописи. И это был, пожалуй, самый серьезный просчет его воскресного гостя. Кстати, подобного оборота событий не предусматривал и сам Борис Викторович, хотя тщательно обдумал оба варианта для Афони.

Просто Демьяну понадобилось побыть одному, наедине со своими противоречивыми мыслями и ощущениями. Случается порой такое, что человеку никак не разобраться в себе самом и нужно для этого хоть немного побыть в одиночестве.

Демьян, конечно, обрадовался нежданному появлению своего брата. Еще бы не обрадоваться! Не виделись столько времени, потерялись в великом столпотворении войн и революций, сотрясавших страну, и вдруг — на тебе, заявляется с утра пораньше Генка. Живой, невредимый, крепкий, как молодой бычок, несмотря на перенесенные невзгоды. Ведь это чертовски здорово, прямо как в сказке! Никого у него не осталось после смерти дядюшки Никеши, от двоюродных братцев не было ни слуху ни духу, а тут сам Генка, вылитая его копия, дорогой братеник!

Радость Демьяна была бы совсем полной, если бы не кое-какие странности в поведении брата. Правильнее сказать, даже не странности, а непонятные и совершенно необъяснимые противоречия, которых нельзя не заметить, настолько бросаются они в глаза. Ну с какой стати, например, изображать страдальца, измученного тяжелой жизнью на чужбине? Ведь сотни и тысячи подобных Геннадию отщепенцев давно возвратились к своим семьям и, между прочим, не делают трагедии из своего прошлого. Боялся, говорит, репрессий, поверил в басенки, распространяемые за границей. Ну хорошо, допустим, боялся, но для чего же в таком случае скрывать, что имеется у тебя родной брат? Не вернее ли, если хочешь быть честным, прямо сказать, что имею, мол, или имел брата, который за меня способен поручиться.

Странностей набиралось изрядно. Щеку зачем-то обмотал черной повязкой, хотя зубы не болят, кепка нахлобучена на глаза. Зачем это? И на улицу явно не хочет выйти, чего-то опасается. И слишком назойливо расспрашивает про служебные его успехи.

Главным же, что вызвало у Демьяна смятение, была псковская комендатура, где Геннадий будто бы проходил двухнедельную проверку. Он едва не переспросил брата, услышав об этом, но удержался, принудил себя спокойно дослушать.

Насчет комендатуры и насчет проверки Генка соврал, только вот непонятно, с какой целью. Комендатуры для проверки репатриантов не существовало в Пскове вот уж три месяца, и Демьян знал это наверняка. Так уж вышло, что как раз к нему в подчиненные был назначен бывший работник этой комендатуры. Случайное совпадение, мог бы и не знать этого, но тогда еще более необъяснима Генкина ложь. Для чего ему врать про комендатуру? И кому — родному брату! Значит, он с самого начала принялся хитрить и намерен обманывать всех подряд. А раз так, значит, имеются у него какие-то иные планы, которые приходится скрывать от людей.

Воскресный день обещал быть очень знойным. Их не много выпадает в Петрограде, благословенных для отдыха воскресных деньков, и все, кто может, спешат куда-нибудь за город.

Демьян медленно брел по проспекту Маклина, углубленный в свои тревожные мысли, не замечая ничего вокруг себя. В другое бы время, возможно, обратил он внимание и на малолюдье, и на то, что следом за ним, не отставая, увязался какой-то мужчина в полувоенном сером френче, но теперь ему было не до того.

Дошагав до просторной площади перед Мариинским дворцом, Демьян остановился. В сером угловом доме, в номерах гостиницы «Астория», еще с гражданской войны ставших общежитием ответственных работников Петрограда, проживал военком корпуса. Вот бы с кем следовало посоветоваться, честно рассказав о своих сомнениях. Только застанет ли он военкома? Да и что, собственно, ему рассказывать?

И все же нужно было попытаться. Военком у них хороший, поймет его состояние, даст добрый совет, да и совесть будет чиста. Постояв еще немного в нерешительности, Демьян пересек площадь и завернул в парадный подъезд «Астории».

Все дальнейшее было и удивительно, и необыкновенно. Наверное, еще удивительнее, чем воскресный визит его брата.

Военком сам открыл дверь Демьяну, будто специально дожидался его появления у себя в номере.

— Заходи, заходи, Демьян Изотович! — радушно и вроде бы с заметным облегчением сказал военком. — Ну, что у тебя приключилось? Рассказывай по порядку…

Не успел он начать рассказ, как в дверь снова постучали. Вошел строгий неулыбчивый мужчина в сером полувоенном френче.

— Вот видишь, Александр Иванович, а ты еще сомневался в наших товарищах! — весело воскликнул военком, приветствуя своего гостя. — Знакомься, это Демьян Изотович Урядов, начальник нашего шифровального отделения…

Александр Иванович был чем-то озабочен, но выслушал Демьяна с большим вниманием. В особенности интересовало его, вооружен ли Геннадий, но никакого оружия Демьян не заметил. Разве только в баульчике оно спрятано, откуда доставал брат самогонку и харчи.

— Брать будем немедленно! — сказал Александр Иванович. — И вам придется кое в чем нам помочь, товарищ Урядов.

Арестовали Афоню без особых затруднений.

И помощь, которая понадобилась чекистам от Демьяна Урядова, была совсем несложной. Вернуться к себе домой, разбудить братца, если тот спит или притворяется, будто уснул, от разговоров ни в коем случае не уклоняться. Не отказываться и от самогонки, но выпить в меру. Входную дверь постараться оставить незапертой, а баульчик Геннадия под каким-либо предлогом отодвинуть подальше, лучше всего под кровать. Самое же главное и самое, пожалуй, затруднительное для Демьяна — сохранять полнейшее хладнокровие, ничем не выдавая своих чувств.

Но маузер у Афони был спрятан не в баульчике с харчами, как предполагал Александр Иванович, а под пиджаком. На специальной подвеске из двух ремней, позволяющей мгновенно выхватить оружие из-за пазухи.

К счастью, воспользоваться своим маузером Афоня не успел, скрутили его молниеносно. И тоненькую скляночку с цианистым калием не сунул в рот. Вывалилась она на пол из потайного карманчика, разбилась вдребезги, наполнив комнату горьковатым запахом цветущего миндаля.

— Иуда! — прохрипел Афоня, бешено косясь в сторону брата. — Сколько тебе заплатили, шкура барабанная?