Михаил Найдич - Утренняя повесть

Но коль скоро я очутился здесь, надо сперва посмотреть, что делается на улице. Полез кверху: у нас крыша не плоская, покатая. Прилег.

Деревья, омытые ливнем, стали яркими, чистыми. Листья блестели глянцевито. Если смотреть вдоль улицы, зелень кажется вытянутой в две линейки. А там, дальше, две линейки как бы сходятся в одну. Улица впадает в сад. А за садом — рукой подать — река.

Часто, взобравшись сюда, я поднимался на цыпочки. Казалось, еще немного — и я увижу Днепр. Но сейчас я на цыпочки не поднимался, потому что смотрел в другую сторону. На Людкин дом. Его прекрасно видно.

Вот если бы еще разглядеть, что во дворе делается! Возможно, Людка тоже туфли сушит. Как-никак в одной дождевой луже плавали.

Вчера с ребятами мы стояли довольно долго под грибком. Наверное, больше часа. Пели песни, рассказывали анекдоты. А дождь все не переставал.

По одному, группами люди покидали спасительное место: не до утра же дежурить. Стало просторно, но и немного тревожно: сильнее погромыхивало.

— Нет ему конца и квая, — Фимка чуть высунулся из-под грибка.

— Смелее, смелее! — прикрикнул Борис… и вытолкнул Фимку.

Соколов заскользил по глине, но успел ухватиться за Борькину штанину, стал мстительно тянуть ее. Тот, не будь дурак, вцепился в мою рубаху. Мы втроем оказались под ливнем, и через несколько секунд — хоть выжимай нас.

В это время Денис закричал:

— Расступитесь! — И когда окружающие расступились, добавил: — Не желаю один оставаться в засушливом месте.

Он сделал гигантский шаг из-под навеса:

— Мамочки! Держите меня! — Дождь шомполами бил по его широкой спине.

Теперь терять нам было нечего и мы строевым затопали по лужам.

— Взять ножку! — командовал Денис. — Костылин, запевай…

С песней вышли мы к центру. Из окон углового дома лился спокойный уютный свет.

— Ховошо им там на суше, под абажувиком!

— Стуканем? — предложил Борис.

Я направился к окну, но Денис прикрикнул:

— Отставить!

Я догадался, почему «отставить». Просто вспомнил, как давно, года четыре назад, мы тоже шли по улицам и стучали в окна. На стук выходили люди, а мы — деру… Глупо? А нам это нравилось. И до поры, до времени сходило.

Но как-то выбежал взрослый парень и погнался за нами. Квартала два мы бежали легко, тем более думали — сейчас он отстанет. Не тут-то было. Парень жал вовсю!

Силы меня покидали, друзья, я чувствовал, тоже задыхаются. И вдруг… О, это спасительное «вдруг»! Из кинотеатра «Арс» прямо на тротуар выкатилась толпа людей: закончился сеанс. Толпа росла, разливалась в сумерках, как чернила на клеенке. Мы, конечно, забились в самую середину. Повезло нам.

…Дождь вчера шел просто свирепо — сводил счеты за весь засушливый месяц. Фимка Соколов орал на всю улицу:

— Гляньте, гляньте! Лужа — как Азовское море… А вон, а вон… как Великий или Тихий…

В одной из луж, по размеру средней, ну, вроде Каспия, кто-то барахтался. Людка!

— Людмила, не утонешь? — закричал Борька. — Иди, Серега, помоги ей.

И Денис подтолкнул меня.

Не успел я ничего сообразить, ребята разбежались — каждый к себе. Я один стоял перед Людкой.

— Ну, — заворчал я, — спасательная служба не требуется? Или ты теперь только на военно-воздушные силы надеешься?

Людка без внимания оставила мои колкости,

— Уронила туфлю, — сказала она беспомощно, — ее, наверное, в канаву унесло. Ты лучше помоги мне.

«Лучше…» Что значит «лучше»? Лучше, чем что? Чем говорить про воздушный флот?.. Я вздохнул и полез в канаву. Зашел с одного конца, она — с другого. Наконец, она нашла свою туфлю. Я с трудом скрыл раздражение. Уж если полез сюда, надо было хоть отыскать. К тому же она сказала:

— Спасибо, Сережка!

А за что, собственно, спасибо?..

Лежа на крыше, я думал только об этом. Кажется, ничего не упустил. Все было именно так. Потом я хмуро попрощался. И вот сейчас не знаю, помирились мы или не помирились?

Этот вопрос еще долго оставался бы нерешенным, но в эту минуту меня окликнула… сама Людка.

— Сереж-жж! Ты зачем на крышу залез? — она помахала мне рукой, улыбалась и, как всегда, шумно дышала.

— Загораю, — ответил я на всякий случай кратко.

Не проявлять же мне телячий восторг: еще не известно, что за Людкиным вопросом последует. Но неплохо уже и то, что она сюда пришла.

— Загораешь? И туфли загорают, да? — она говорила улыбчиво, спокойно. Никакого подвоха здесь быть не могло. «Значит, помирились», — догадался я.

Но эти два месяца не прошли бесследно. Я теперь не мог говорить с ней свободно. А когда начинаешь контролировать каждое слово, обязательно напорешь глупости. И я ничего лучшего не придумал, тоже спросил, сушила ли она свои туфли?

— Конечно, — ответила Людка, — только я на крышу не лазила.

Я пожал плечами. Ну и хорошо, что не лазила. Вообще-то я ненавижу девчонок, которые, скажем, боятся лягушек. Но, с другой стороны, не люблю и тех, кто ведет себя, как парень: свистит, по крышам бегает. Есть и такие… Девушка, по-моему, должна оставаться девушкой.

Но тут некий бесенок заворочался в моей душе, и я сказал:

— Зря не полезла на крышу. У вас второй этаж, как-никак ближе к небу, к самолетам…

Это я снова задел «воздушную» тему, намекнул на того летчика. Но Люда или не заметила ничего, или не хотела заметить. И тогда я швырнул на землю свои парусиновые и спрыгнул сам.

Людка смотрела на меня и слегка поднимала брови, как бы спрашивая: «Куда пойдем?..» Ну, братцы-кролики, теперь проблемы нет. Мы помирились и можем пойти хоть куда: на лодочную станцию, в кино. А можем остаться и во дворе.

— Пойдем есть пирожные с лимонадом, — предложила Людка. — У меня есть целых два рубля.

— Так-так, — рассмеялся я, — будем проедать трудовые рубли капитана Устинова?

Людка резко нахмурилась. Что с ней? На всякий случай я сказал:

— Терпеть не могу сладкого, ты же знаешь. Людка знала. Из всех сладостей я обожал только мед. Любил даже само слово и производные от него: медвяный, медок, медуница…

Внезапное облачко уже сошло с Людкиного лица.

— Пойдем, пойдем, — приказала она. — Не хочешь пирожных, купим другое. Газировку, мороженое.

— Все равно сладости, — нерешительно проговорил я.

Мы вышли за ворота. Кондитерская рядом, лишь перейти улицу.

Но отсюда и стадион виден. И я предложил:

— Пойдем лучше туда. Там сейчас соревнования по прыжкам.

Людка опять нахмурилась,

— Не пойду, — сказала она.

Наверное, ее завидки берут: когда-то она сама прыгала, но потом забросила секцию. А жаль. Из нее бы чемпионка получилась. Не сдержался и вслух сказал об этом.

— Конечно, — улыбнулась Людка. — Я бы рекорд поставила, я ведь способная!