Эльмира Нетесова - Чужая боль

Старики снова ходили в театр, на концерт гуляли в парке, ходили в гости к друзьям. О бывшей невестке старались не вспоминать. Знал не только Максим, многие ребята ошиблись в своих избранницах. Но однажды поневоле столкнулись. Она шла под руку с парнем и казалась счастливой. Наталья Никитична едко усмехнулась, сказав короткое:

— Надолго ли?

Но ни невестка, ни попутчик не услышали брошенную реплику. Они прошли мимо, словно чужие, незнакомые люди.

— А ведь почти два года жила с нами под одной крышей и даже не поздоровалась.

— Да нужно ли тебе ее приветствие? — удивился Павел Антонович и рассказал:

— Еще на первом курсе встречался я с девчонкой. Ох, и озорная была. Хохотушка, проказница, и нравилась она мне. С такою не прокиснешь и не заплесневеешь, любого растормошит. Искра не девчонка. Так вот и дружил с нею. Но на четвертом курсе поехала со стройотрядом куда-то в Белоруссию. На все лето. А вернулась оттуда уж с мужем. Вскоре ребенка родила. Меня узнавать перестала. Я, честно говоря, не тужил по ней. У меня уже ты была. А тут вдруг женщина остановила. У нас Максим школу заканчивал. Ну и спрашивает:

— Что, не узнаешь?

— Я и впрямь не узнал. А она смеется:

— Вот видишь, и вправду, первая любовь растаяла как иней, без следа. Зря я тебя оставила тогда, сколько раз в жизни пожалела. Да не вернуть годочки, ушли навсегда. Ты уж прости девичью глупость.

А я ей благодарен. Судьба тебя подарила. Для нее счастье бедой повернулось, а для меня радостью. Тут, кому как повезет. Может, Максим ей не подарок, а может, вовсе друг другу не подошли. Жизнь — штука сложная.

— А ты знаешь, Ленка стала часто названивать Сашке. Мне Аня сказала, что просится. Хочет к ним, в семью. Но Анка против. Не может простить колотушек в детстве и ругачек. Пригрозила, что матерью звать не станет. И, если привезет ее, убежит из дома. Ты знаешь, с Анки станется.

— Да уж какая она приехала из Сургута, мне никогда не забыть, — подтвердил Павел Антонович и поднял трубку зазвонившего телефона.

Говорил, смеясь, отнекивался, а после разговора сказал Наталье Никитичне:

— Санька в деревню зовет, попариться в баньке приглашает все семейство. И тебя, и меня, и Максимку. Обещает классный отдых на природе и шашлыки. Я, честно говоря, давно их вкус забыл.

— Ну, вы как хотите. Я дома останусь. В ванной помоюсь, отдохну, да ужин вам приготовлю. Поезжайте сами.

Максим, как услышал о деревне, мигом засобирался. Через пяток минут уже отца поторапливал. Павел Антонович не понял такой спешки, даже стакан чаю не дал проглотить человеку. Свою рубашку наизнанку надел второпях. Еще бы! Сашка сказал, что парить его будут те же девки.

Максим даже в дом не зашел, мимо окон промчался, бегом в баню, раздеваясь на ходу.

Ему не терпелось скорее попасть в ласковые руки. Вот только девок оказалось вовсе не четверо, а всего одна.

— Не горюй, мое солнышко! Я и сама с тобою управлюсь, доволен останешься, сокол мой. Всю хворь из тебя вышибу. Станешь сверкать, как золотой рубль. Солнышко тебе позавидует.

Максим спросил девку о других, ее подругах. Ритка ответила, что они сейчас заняты. В другой раз придут. А нынче она и сама справится. Обижаться не будет. И правду сказала. Так напарила, что Максимка с лавки еле встал. Окатила его Ритка двумя шайками ледяной воды, снова человеком себя почувствовал. Закутался в махровую простынь, долго пил в предбаннике чай с пирогами, все с Риткой разговаривал, расспрашивал, кто она, чья, давно ли в деревне живет.

— Эх, Максимушка! Да если бы не твой Сашок, пропали б мы как окаянные. Выпивать начали крепко, совсем оборзели. Это он из нас человеков сделал, в людей обратил. Работу дал и заработок. В руки взял каждую, велел слушаться. Ох, и туго поначалу пришлось всем. Кровавыми слезами умывались, а ходу назад нет. Это все равно, что в пропасть башкой кинуться. А и работать пришлось больше мужиков. Задницы трещали от перегрузов. А что поделаешь? Плакать нельзя, терпели, свыкались.

— А что? Другой работы не было вам?

— Может и была. Да нас не взяли, только в бригаду дорожников согласился Сашка взять. Мы и этому были рады.

— Почему ж так?

— В хозяйстве всякое место на счету. А у нас, ну, как на грех, нигде не клеилось.

— Как же тебя сегодня Сашка отпустил?

— Нынче, вишь какой дождь хлещет. Другие водосточные канавы чистят, чтоб деревенские улицы не залило. А мне баню поручили истопить, чтоб к концу дня и помыться, и согреться можно было бы.

— Ритка! А у тебя муж есть?

— Только мамка с бабкой.

— Как же ты со мной решилась? Девкой отдалась. Я хоть и пьяный был, а помню.

— Что делать, Максим, понравился ты мне, не смогла перед тобой устоять.

— А не жалеешь, что отдалась бездумно. Что как ребенка зачнешь.

— То не беда! В деревне много одиноких девчат детвору имеют. За то никто не судит. Несчастные это бездетные, что никому ненужными остались. Даже на ночь ими побрезговали. Вот это горе. Вовсе сиротой девка в свете останется. Я себе такой доли не хочу.

— Иль парней в деревне мало? Или замуж не берут? — спросил Максим.

— Ребят хватает, сватов, как грязи. Всякую неделю двор топчут. Да что поделаешь? Ни к одному не лежит душа! Никого не признала. Так-то думала до старости пустоцветом проживу. А ведь тоже, как и всем, матерью стать хотелось.

— Ритка, но я не смогу на тебе жениться, — испугался Максим.

— Чего зашелся? Я на это не рассчитываю. Если такой подарок случится, сама выращу. Ты не беспокойся, тебя не потревожу. Я давно у Бог дитенка вымаливаю. Может и меня услышит.

— Ну, а как же я?

— Ты-то что? Силой не добивался. Сама знала, на, что шла.

— А почему именно от меня, ни от Сани?

— К Сашке сердце не легло. Как человека уважаю. Но другого быть не может. Дите рожают от любимого.

— Так ты беременна?

— Покуда не ведаю. А и узнаю, смолчу. Зачем тебе знать. Это мой ребенок. Я его любить буду всю свою жизнь и тебя благодарить, что оставишь в свете родную кровинку, а не круглой сиротой.

— Странная ты девчонка. Непохожая на других. Иная бы вцепилась мертвой хваткой, потребовала бы в город отвезти, признать законной женой.

— Вот чудак! Все люди перед Господом законные! К чему лишняя морока? Отнесу в церковь, окрещу, и станет жить как все мое семечко. Лишь бы Бог его видел и берег.

Максим долго целовал Ритку и, только увидев баб, направлявшихся с работы в баню, отпустил бабу с колен, сказав:

— Я найду тебя.

Сашка ни о чем не спросил Максима. Он все понял по глазам. И пожав руку на прощанье, сказал короткое:

— Приезжай почаще!

Сашка теперь не переживал о Ленке. Он забыл о ней и даже обрывал короткие телефонные разговоры. Ему вовсе неинтересно было слушать, как складывается жизнь у бывшей жены. Она уже не просилась к нему. Лишь интересовалась Анной, о самом ничего не спрашивала. Понимала, что годы, время давно сделали их чужими и говорить о примирении теперь просто нелепо.