Музафер Дзасохов - На берегу Уршдона

Так вот я дошел до пединститута. В приемной комиссии и мне, и девушке предложили написать заявления. Только она, как я узнал, подавала документы на физико-математический факультет, а я — на историко-филологический.

Женщина, принимавшая документы, оказалась очень доброй. Объяснила мне, что на втором этаже висят расписания экзаменов и консультаций, посоветовала мне переписать их.

То, что я человек негородской, пожалуй, было видно не только по моим документам. Но когда она узнала, что жить мне негде, то забеспокоилась еще больше, словно была моей родственницей.

— Следуй за мной! — весело приказала она, и мы вышли в коридор. Она закрыла дверь приемной комиссии на ключ и вновь приказала: — Стой здесь. Если меня кто-нибудь будет спрашивать, пусть подождет. Я скоро вернусь.

Ждать ее мне пришлось недолго.

— Иди сейчас же в спортзал, — сказала она. — Там собрались такие же, как и ты. Будете спать на борцовских коврах. Понятно? Ничего, ничего, вы еще молоды.

Я не возражал. Прекрасный выход! Чем возвращаться к Тепшарыко, я готов был спать даже под забором, а тут мне предлагали спортзал и ковер.

— Спасибо, большое спасибо! — принялся я благодарить женщину, да так, что сам невольно прислушался к своему голосу и даже покраснел.

Она заметила мое смущение, улыбнулась:

— Не теряй времени. Скажешь Василию Андреевичу, что я тебя прислала. Только сразу же направляйся в зал, а то он уходить собирался.

По коридору я зашагал в другой конец здания. Коридор был длинным, как улица. Наконец мне указали на крайнюю дверь — там, мол, находится спортзал.

Я открыл дверь и увидел, что в зале полно таких же, как я, ребят. Я стал возле входа.

Первым меня заметил белобрысый парень. Он был тонким и длинным, как жердь. Наверное, парень заметил мое смущение, окинул меня быстрым взглядом и громко сказал:

— Наша шуба только в рукаве и нуждалась!

Ребята рассмеялись.

Я, конечно, понял, что это шутка, и улыбнулся. Тут ко мне подошел мужчина, поинтересовался, откуда я прибыл, потом похлопал меня по плечу — не беспокойся, мол, — и, повернувшись к белобрысому, ответил тем же шутливым тоном:

— А ты сам-то не рукав?

Ребята рассмеялись вновь. Смеялся и белобрысый. Я догадался, что этот мужчина и есть Василий Андреевич.

— Видишь красный ковер? — показывая в правый угол зала, спросил он.

Я кивнул.

— Под ним, посмотри, лежит еще один. Так что нижний ковер будет тебе матрацем, а верхний — покрывалом. Ясно?

Я кивнул в ответ и положил связку книг возле ковра.

Кажется, никогда в жизни я не спал так хорошо, как в ту ночь. Один ковер был подо мной, другой — сверху. Признаюсь, честно, пошевелиться мне было не так-то просто — ковер был тяжелым и сильно давил на меня, но все же эта постель в спортивном зале показалась мне мягче пуховой перины у Тепшарыко.

Утром я поднялся раньше всех. Быстро надел, брюки и сапоги. Сапог, как я заметил, ни у кого, кроме меня, не было. Чтобы не очень выделяться среди других, я спрятал сапоги, выпустив брюки сверху, и в одной майке направился умываться. У лестницы, ведущей на второй этаж, стоял невысокого роста черноволосый парень. Кудри у него будь здоров! Постриги его наголо, голова бы уменьшилась, наверное, вдвое. Черты же лица были крупные. Большой нос, толстые губы, широко раскрытые глаза и большие уши. Ноги у парня не должны были быть большими, но обут он был в столь огромные башмаки, что, казалось, сделает шаг и упадет. Красную повязку на рукаве его рубашки я заметил слишком поздно, иначе не стал бы проходить мимо него с такой уверенностью и так критически оценивать его внешность.

— Друг! — схватил он меня за руку. — У нас, запомни, в таком виде не ходят…

Я оглядел себя, будто бы решил посмотреть, в каком это таком виде у них не ходят.

— Иди и надень свою рубашку, — сказал мне парень с повязкой.

И я вернулся. А что еще было делать? И вообще, упрёк его меня нисколько не обидел. Я ему позавидовал. Чему позавидовал? Да тому, что он об институте сказал: «у нас». «У нас, запомни, в таком виде не ходят». Смогу ли и я сказать когда-нибудь об институте «у нас»?

Первый экзамен — письменная работа по русскому языку. Одну ошибку, признаюсь, я уже сам нашел: А сколько найдут еще экзаменаторы?

Встретил на улице директора нашей школы Хаджумара и рассказал ему об ошибке.

— Не волнуйся, — успокоил меня директор. — Увидишь, плохой оценки тебе не поставят.

Легко сказать: не волнуйся. В институте без волнений, как видно, не обойтись. На втором экзамене я получил четверку. Мне самому ответ понравился, а это главное.

Так и шел день за днем. Больше недели промчалось с тех пор, как покинул дом Тепшарыко, а ни он сам, ни родня его даже не попытались меня разыскать. Не пытались — и не надо. Я через порог их дома никогда не перешагну. Если бы я им был нужен, найти меня не составило бы большого труда.

Второй экзамен я сдал, а оценки за первый нам еще не объявляли. Попробуй в такой ситуации готовиться. Оказалось, что из тех ребят, что живут со мною в спортзале, трое сдают экзамены на историко-филологический. А всего парней в нашей группе пятеро. Белобрысый поступает на факультет физвоспитания. На первых двух экзаменах он получил четверки. По гимнастике и легкой атлетике. На экзамен по гимнастике я отправился вместе с ним. Он так старался, что его тут же останавливали, наверное, преподаватели боялись, что он поломает себе позвоночник. Но, по-моему, они зря волновались. Если бы видели, как он целыми днями тренируется в спортзале, они бы поняли, что волнуются понапрасну.

И вот нам сказали, что сегодня объявят итоги экзаменов. У доски собралась толпа.

Сердце мое часто-часто забилось. Через головы ничего мне не удалось разглядеть, и потому я стал пробираться поближе к доске. Отыскал свою фамилию — «удовлетворительно». Первым чувством, которое я ощутил, была радость. «Удовлетворительно» не двойка. Это что-то да значит! С такой оценкой можно продолжать сдавать экзамены.

После этого я отыскал фамилии моих товарищей. Все оказались в списке. У двоих, как и у меня, было «удовлетворительно».

А на третьем экзамене я отличился. Преподаватели меня похвалили, один даже поинтересовался, из какого я села. А фамилию нашего учителя записал в книжечку. Зачем это ему было надо, один Бог знает. Приятнее всего было то, что я получил «отлично». И очень мне захотелось, чтобы и Тепшарыко услышал, как меня хвалили. Или, на худой конец, пусть бы ему об этом кто-нибудь рассказал.

На историко-филологический факультет принимали только двадцать пять человек, а из поступавших осталось тридцать пять. Остальные отсеялись. Теперь все зависело от последнего экзамена. Так что у меня была одна задача: не заработать двойку.