Дмитрий Евдокимов - За давностью лет

Все сидели задумавшись. А Максим Иванович просиял:

— Ну молодец, Мегрэ! Такую трактовку не давал ни один из историков. Ай да криминалист!

Андрей добродушно похохатывал. Потом посерьезнел и сказал в заключение:

— Таким образом, граждане заседатели, обвинение решительно отводит доводы защиты, построенные только на материалах следственного дела, и предлагает перейти к следующему по времени показанию Шуйского.

— Может, перерыв объявить? — предложил Борис. — Потанцуем. Я с собой кассетник захватил...

Андрей врубил на полную мощность портативный магнитофон. Все повскакали и начали прыгать вокруг костра под оглушительную мелодию. Максим Иванович, сидевший на своем раскладном кресле чуть в стороне, в шутливом ужасе заткнул уши. Борис чуть приглушил звук.

— Максим Иванович, вам не нравится современная музыка?

— Честно?

— Конечно!

— Если честно, терпеть не могу. Нет, я не против джаза в принципе. Люблю и Армстронга, и Эллу Фицджералд, и Мирей Матье. Но у них хоть есть мелодия. А у этих современных, как их, ВИА, извините, кроме шума, ничего не улавливаю. И вообще, Боренька, мне кажется, что ты уклоняешься. Признайся честно — не готов к докладу?

— Я всегда готов! — возмутился Борис.

— Ну а если готов, давай к барьеру! — настаивал Максим Иванович. — Время — десятый час, и отроков скоро надо будет разгонять по домам. Юноши, вы меня слышите? Или — или.

Школьники без протеста начали усаживаться у костра. Максим Иванович ликовал:

— И вновь муза истории Клио победила!

Борис послушно выключил магнитофон и встал около костра, пытаясь вглядеться в лица окружавших ребят.

— Скажу честно, я взялся защищать версию о том, что царевича спасли и подменили другим мальчиком, с большим интересом. Уж очень привлекательна, для меня во всяком случае, загадка характера царя Дмитрия Первого, прозванного позже Лжедмитрием. У Пушкина Лжедмитрий выглядит этаким холодным честолюбцем, для которого даже его пламенная любовь к Марине Мнишек лишь еще одна ступенька в жизненной карьере. А в моем воображении Григорий Отрепьев, он же царевич Дмитрий, предстает веселым полумонахом, полунищим, вроде тех вагантов, что бродили в то время по дорогам Европы, задирая рыцарей, приставая к девушкам и сочиняя разудалые песни про бога и черта. По моему мнению, эти черты привлекали к нему сотни и тысячи вольных казаков из Запорожской Сечи, единодушно вставших под его знамена и не бросивших его, как поляки, когда казалось, что военное счастье отвернулось от царевича.

Итак, представьте себе, — продолжил Борис, — Москву зимним утром тысяча шестьсот второго года. Обычно многолюдная торговая улица Варварка (проходившая мимо нынешней гостиницы «Россия») пустынна. В столице, как и во всей стране, царит голод. По улице бредет, ежась в своей черной рясе, с котомкой за плечами, бродячий монах Варлаам. Выглядит он уныло — никто из обычно гостеприимных москвичей не спешит накормить его или дать подаяние. Неожиданно его окликнул другой чернец, назвавшийся Григорием Отрепьевым. Был Григорий среднего или почти низкого роста, довольно хорошо сложен, лицо имел круглое, весьма некрасивое, волосы рыжеватые, глаза темно-голубые.

Он рассказал Варлааму, что, живя в Чудовом монастыре, сложил похвалу московским чудотворцам, и патриарх, видя такое старание, приблизил его к себе и даже стал брать с собою в царскую Думу.

Однако, заявил Григорий, земная слава его не прельщает, поэтому решил он съехать из Москвы в какой-нибудь дальний монастырь и предложил Варлааму стать его попутчиком.

Относительно славы земной Григорий, конечно, лукавил. Решил бежать он вовсе не из-за скромности, а из-за царского гнева. Сегодня мы точно знаем, что Григорий Отрепьев и Лжедмитрий — одно и то же лицо. Это подтверждается, с одной стороны, «Изветом» Варлаама. написанным после смерти самозванца, а с другой стороны, исповедью Лжедмитрия, обнаруженной недавно в польских архивах. Совпадение всех фактов удивительное.

Итак, мы знаем, что царевичем Дмитрием назвался Юрий Богданов Отрепьев. По-видимому, семья Отрепьевых имела давние связи с Угличем, резиденцией погибшего царевича. Предки Юрия выехали на Русь из Литвы. Отец его, Богдан Отрепьев, дослужился в Москве до чина стрелецкого сотника. Здесь же он и погиб в пьяной драке. Юрий родился в то же время, что и царевич Дмитрий, так что теоретически вполне допустимо, что могла произойти замена царевича. Скажем, из-за какой-то неизвестной болезни мальчика не стало, и вдова согласилась взять на воспитание другого мальчика.

— Возражаю! — воскликнул Андрей. — Ты сам ссылаешься на исповедь Лжедмитрня. А из нее совершенно ясно, что он не знал обстоятельств гибели царевича. А ведь ему в ту пору было восемь лет, и он должен был бы все помнить. По словам Лжедмитрия, его спас некий воспитатель, который, узнав о планах жестокого убийства, подменил царевича мальчиком того же возраста. Несчастный мальчик и был зарезан в постельке царевича. Мать-царица, прибежав в спальню и глядя на убитого, лицо которого стало свинцово-серым, не распознала подлога. А мы с вами отлично знаем, что Дмитрий зарезался или его убили среди бела дня, на заднем дворе. Кроме того, подмена исключена ввиду того, что тело царевича в течение десяти дней находилось в церкви и рядом неотступно были мать и придворные!

— Но есть одно странное обстоятельство, — возразил Борис. — Дело в том, что Отрепьев, судя по его поведению, искренне верил в свое царское происхождение.

— Вероятно, кто-то уверил его в этом, — заметил Игорь.

— Это вполне возможно, — согласился Максим Иванович. — В подростковом возрасте, знаете ли, в голову могут прийти самые странные идеи. Верите, когда мне было четырнадцать лет, я вдруг вбил себе в башку, что являюсь неродным сыном у своих родителей. Сколько по этому поводу было переживаний!.. Впрочем, мы отвлеклись. Извини, Борис.

— Судя по воспоминаниям современников, — продолжил Борис, — первым породил легенду о том, что царевич жив, небезызвестный нам вдовый поп по прозвищу Огурец. Когда якобы его подвесили на дыбу, выясняя, зачем он звонил в колокол, в горячечном бреду Огурец и выкрикнул, что царевича подменили.

Опять не выдержал Андрей:

— Но ведь известно, что в Угличе следственная комиссия пыток не проводила.

Борис покачал головой:

— Не думаю. Просто о них не упоминалось в следственном деле, потому что допрос с применением пытки был самым обычным делом. Я думаю, что не случайно Шуйский заявил позднее, что царевича подменили поповским сыном. Он, видимо, вспомнил показания Огурца.

— И опять-таки противоречие, — высказалась Лариса. — Ведь Отрепьев был сыном стрелецкого сотника, а не поповичем!