Дмитрий Евдокимов - За давностью лет

За давностью лет. Повести

Он стал предателем через сутки после ареста. Жандармский полковник, ведший следствие, был ничуть не удивлен: профессиональные убийцы зачастую бывают патологически трусливы. А на счету этого насчитывалось 27 террористических актов. В числе застреленных им лично — пристав, казацкий есаул, около десятка жандармов и стражников, несколько предателей, убранных волей боевого центра эсеров, возглавляемого по иронии судьбы крупнейшим провокатором российской охранки Евно Азефом. За такое полагается высшая мера — смертная казнь через повешение. Впрочем, даже у самого закоренелого преступника остается маленькая надежда на снисхождение государя-императора.

Об этом и намекнул жандармский полковник. Нет, он не бил, не истязал арестованного, боже упаси! Полковник в своей среде слыл либералом. Он только намекнул на некую возможность. Преступник понял и попросил бумаги и чернил, а наутро передал прошение царю.

«Ваше императорское величество, всемилостивейший государь!

Вполне сознавая весь ужас злодеяний, совершенных мною под давлением чужой злой воли, я решаюсь всеподданнейше просить ваше величество даровать мне жизнь единственно для того, чтобы иметь возможность хотя в некоторой степени искупить великий грех мой...»

Полковник с гадливым изумлением взглянул па заключенного. Неужели это за ним охотилась почти два года вся варшавская полиция, а он совершал убийство за убийством и уходил невредимым из-под самого носа? Рассказывались легенды о его ловкости, умении на ходу прыгать с поезда, стрелять без промаха из любого положения, изменять свою внешность.

Вот и в последний раз около пятидесяти жандармов, нижних полицейских чинов было послано для его задержания. Доподлинно стало известно, что он придет к одному из старых товарищей, обвиненному в провокаторстве, за доказательствами его невиновности. Если подозрения подтвердятся, он должен привести приговор в исполнение. «Старый товарищ», действительно давно сотрудничавший с охранкой, заранее уведомил о предстоящем визите своих «работодателей». И в тот момент, когда террорист стучался в дверь квартиры, уже весь дом был оцеплен. Входя, он бросил, казалось, мимолетный взгляд в окно и все понял. Дальнейшее происходило в считанные секунды: так и не вынув руки из кармана, он выстрелил, и предатель рухнул на пол. В дверь уже ломились. Убийца вскочил на подоконник и, открыв отчаянную пальбу из двух браунингов, заставил полицейских убраться в укрытие, а сам мгновенно вскарабкался на крышу, оттуда отчаянным прыжком — в соседний двор, выбежал на другую улицу, где, оказывается, его ждал извозчик, в бешено мчащейся пролетке мгновенно преобразился из бедного селянина в щеголеватого студента и, спрыгнув на ходу, скрылся в одном из переулков. Схватили его только ночью в квартире, которая уже тоже была провалена...

И вот он, вчера еще щеголеватый и элегантный, сидит перед полковником весь обмякший, в неопрятной сорочке, с приспущенным галстуком, неровной щетиной на щеках и с глазами, как у голодного пса...

«…Террор должен кончиться во что бы то ни стало. Общество и народ должны отдохнуть, осмотреться и вступить на мирный путь широкого развития гражданской жизни. Я согласен словом и делом бороться против террора.

Клянусь вам богом, что и сегодня мне честь дороже жизни, но клянусь и в том, что призрак террора меня пугает, и я даже согласен покрыть свое имя несмываемым позором, чтобы сделать все, что могу.

Я предлагаю так: дать мне год или полтора свободы для того, чтобы действовать не сговором, а выдачей из рук в руки террористов. Для вас полезнее не содержать меня в тюрьме, а дать некий срок свободы, чтобы я мог приложить к практике мои способности конспиратора, только в ином направлении, чем прежде. Поверьте, что я по опыту знаю негодность ваших агентов.

Убежать я от вас не могу: настоящее мое имя получило печальную известность. Одним словом, даже в случае невыполнения обязательств с моей стороны не больше как через неделю я снова в ваших руках.

Видит бог, что не смотрю я на агентство цинично. Я честно желаю его, надеясь загладить мои преступления. Пусть правительство предоставит мне возможность сделать все, что я могу, для борьбы против террора, и я честно исполню свое слово, не осмеливаясь даже и думать о каких-либо условиях, кроме тех, которые бы способствовали моей агентурной работе. Себя предоставляю в распоряжение верховной власти и каждому ее решению с благоговением покорюсь».

Через несколько дней он стал «откровенником». На жаргоне жандармов так именовались предатели, которые ходили по конспиративным квартирам, просто по улицам и указывали жандармам тех, кого следует арестовать. Семьдесят человек по его милости пошли на виселицу, под расстрел или на каторгу. Неутешное горе матерей, вдов и сирот стало ему вечным проклятием.

Через год, изменив внешность и фамилию, он появился в Одессе, внедрился в подпольную организацию социал-демократов. После полного ее разгрома вновь переменил обличье и переехал в Ростов. Неизменной осталась только агентурная кличка...

Учителя и родители одноклассников Бориса Воскобойникова постоянно называли его «бичом божьим» и даже слегка побаивались. И ведь был бы он хулиганом каким, ничего подобного! Парень как парень. Правда, ростом не вышел, зато широк в плечах. Высокий лоб, открытый, доверчивый взгляд. Говорит медленно и обстоятельно. Абсолютно не терпит неправды и обличает ее немедленно, вот как сейчас, например.

Когда Борис показался в дверях квартиры Шапошникова, мать Игоря решила слукавить:

— Ах, Боречка! Ты знаешь, Игорек еще из института не вернулся!

— Неправда ваша, Мария Андреевна! — ответил Борис, посмотрев на нее ясным взором. — Я, когда к дому подходил, свистнул, и Игорь мне из окошка помахал.

— Он, наверное, только что вошел, я на кухне была, — покраснела мать.

— Наверное, — невозмутимо кивнул Борька.

В этот момент Игорь, пожалев мать, вышел из комнаты.

— Привет!

— Проходи!

— Не пойду, — заартачился Борис. — Ты что, забыл — сегодня четверг. Нам же к Максиму пора. Собирайся!

— Куда? — грозно спросила мать.

— Иду к Максиму я. Там ждут меня друзья! — громко и фальшиво пропел Игорь.

Мать хотела было возразить, но Игорь уже натягивал куртку.