Алексей Азаров - На острие меча

— Надо принимать решение, господин министр. Если вы отказываетесь, я еду к царю.

— Да… Возможно, вы правы. Янко Пеев будет отозван. Не с поста, конечно, а под предлогом доклада мне и премьеру. Надеюсь, к его приезду вы или докажете его вину, или опровергнете клевету. Лучше всего, если его уличит доктор Пеев. Брат не станет возводить напраслину на брата.

«Доктор Пеев! — подумал Гешев, спускаясь по лестнице. — Черта с два он заговорит. Я попробую, конечно, но если не выйдет, то к господину послу придется применить не статью закона, а превентивную меру».

«Превентивная мера»! Перед тем, как откланяться, Гешев предусмотрительно попросил министра точно определить маршрут следования Янко Пеева из Токио в Софию. Настоял, чтобы в Анкаре была сделана остановка на сутки. На вопрос: «Зачем?» — ответил сухо: «Так нужно!» Подумал: «Будут трудности, Заграничной службой ведает Праматоров из отделения «В». Придется действовать через его голову или заставить Павлова дать приказ. Значит, будут посвящены трое. Это много. Ладно, там посмотрим».

…Ночью Пеева подняли на допрос.

Гешев был в кабинете один. Сидел, курил. Рубашка расстегнута. Пепельница полна окурков. Глаза красные, воспаленные.

— Садись, доктор. Пришел час попрощаться. Решено не судить тебя, расстрелять без приговора.

Ты не улыбайся, я не шучу. Мне поручили переговорить с тобой напоследок и сделать предложение. Или ты расскажешь все, дашь нам Янко Пеева и связников с Центром, явки, или ровно в час ночи я собственноручно пристрелю тебя. Все. Думай, доктор!

Пеев побледнел. Прикусил губу — сильно, до крови.

— Гешев! Тебя же женщина родила… Дай бумагу, я напишу письмо жене и сыну. Последнее.

— Зачем? Письма — прах и сам ты скоро станешь горстью праха. Ты выбрал молчание, твое дело… Ладно, поехали!

В зашторенном автомобиле Пеева вывезли за город. Выволокли из кабины, поставили у дерева. Лицо его казалось белым овалом — белее сорочки.

— Еще не поздно, доктор.

— Я не меняю решений!

Агентов было трое. Гешев — четвертый.

Четыре выстрела…

Когда вынырнул, выплыл из обморока, не сразу понял, что это мутное, белесое над головой. Ах, да, луна. Жив…

Его вывозили на расстрел три ночи подряд. Он поседел. Все стало белым: голова, усы… Нестерпимая белизна, с голубым отливом, словно снег на вершине Витоши. Нетающий снег.

Даже близкие к Николе Гешеву люди не догадывались, что его — здоровяка, если судить по внешнему виду, давно, с выматывающим постоянством, мучают головные боли. Не помогали ни аспирин, ни патентованные пилюли, купленные в лавочке германского посольства. Боль делала Гешева раздражительным и вспыльчивым, но он сдерживал себя, взрываясь лишь тогда, когда кто-нибудь вмешивался в его дела или ломал планы. В такие часы Гешев запирался в кабинете, пил ракию, рюмку за рюмкой, и изощренно ругался.

В кабинете было душно; за стеклом книжного шкафа серыми рядами, сплоченные, как в строю, теснились томики коммунистической литературы.

Гешев скользнул по ним мутным взглядом, открыл дверь в приемную.

— Секретарь! Ты где? Ну что, привезли?

— Звонил Абаджиев, сказал, что тот безнадежен.

— А Сиклунов?

— Мертв, господин начальник.

Гешев тоскливо выругался и закрыл дверь. Рассеянно пригладил коротко — ежиком — остриженные седеющие волосы. Присел боком на стол, выпил рюмку ракии… Плохо дело, совсем плохо. Болван Сиклунов все напортил — дурак, тупица, царство ему небесное. А еще говорят, что петров день — счастливый день. Вот и верь после этого попам!

А как отлично все началось.

Спецгруппа Сиклунова, опираясь на данные агента № 10671, тщательно продумав все и вся, подготовилась к захвату Попова и его людей. Осведомитель сообщил, что в петров день они соберутся на улице Антим I в квартире некоего боевика. Гешев прикинул: практически все связи Попова установлены. Похоже, новых фигурантов не предвидится. Пора брать.

Сиклунову и инспектору Абаджиеву было приказано возглавить группу захвата. Гешев сам проинструктировал агентов. Приказал брать всех живыми; хозяев квартиры, после ареста, временно поместить в местном участке, остальных — порознь — доставить в Дирекцию полиции. Оружие применять в самом исключительном случае.

Что толкнуло Сиклунова полезть в квартиру первым, не разведав предварительно, что к чему? 10671-й сообщал, что они вооружены, значит, требовалось проявить осторожность. За медалью полез? За благодарностью? Вот, мол, какой я, Любен Сиклунов, отважный и бесстрашный! О, сволочь дохлая, упокой господь его душу…

В рапорте сказано: «Старший группы господин Любен Сиклунов, презирая опасность, ворвался в комнату и выстрелил в человека, показавшегося из чулана, но не попал. Ответными выстрелами, произведенными этим человеком с близкого расстояния, господин Любен Сиклунов был убит на месте. Я открыл огонь и попал стрелявшему в грудь…»

Все, все изгадил!

Сам подох и подох боевик, у которого был «ход» к партизанам и городскому подполью. Если бы взяться за него по всем правилам, сколько бы всего он мог дать следствию! Ну, ничего, жив Попов…

Гешев выпил еще рюмку, постепенно успокаиваясь, спрятал в шкафчик бутылку. Вызвав секретаря, распорядился, чтобы не проворонил звонка из Тырново. Отделению РО в пятом запасном полку было предписано по согласованию с Недевым арестовать канцеляриста секретной части Ивана Владкова и, не допрашивая, этапировать в Софию в распоряжение отделения «А».

Междугородняя молчала до вечера.

Около восьми Тырново вызвало Софию. Офицер РО пятого полка сообщил, что наряд жандармерии взял Владкова под стражу — с трудом, ибо Владков оказал сопротивление.

— На чем его отправили? — спросил Гешев.

— Поездом, — был ответ.

— Не сбежит по дороге?

— Исключено. Его охраняют пять жандармов.

«Хоть здесь не напортили», — подумал Гешев.

Провел ладонью, словно стряхивая пыль, по ежику. Сел в кресло. Допросить Попова сейчас или подождать? Гармидолу Попова передавать нельзя: изувечит так, что работать с ним будет невозможно.

Гешев на листке из служебного блокнота записал: Эмил Попов, Александр Георгиев, Янко Пеев, Иван Владков. Отдельно вывел: Александр Костадинов Пеев… Все в сборе… Нет, все-таки попы правы: петров день — счастливый день! Арестованные заговорят, обязательно заговорят. Когда «расколются», надо будет дать им очные ставки — сначала с Поповым, потом с Пеевым. В первую очередь добиться признаний арестованного торговца, он с Пеевым сотрудничал давно, вместе ездили в Москву. Факт поездки можно обыграть. Преподнести так: Москва с дальним прицелом привлекает болгарских коммерсантов к торговле с Советами. Дают им кредиты, запутывают, а когда те увязнут, шантажом вынуждают сотрудничать с Центром. Если торговец подпишет протокол, премьер Филов озолотит отделение «А». Болгарский МИД, газеты, ноты, меморандумы, разоблачительные статьи! Инцидент подорвет позиции тех, кто стоит за блок с союзниками, и повысит шансы Филова в борьбе за сохранение власти… Кто сказал, что полиция всего лишь инструмент в руках правительства? В Болгарии наоборот: правительство превращается в инструмент полиции. Политика определяется не только в кабинетах министров, но и здесь, у Львова моста, в Дирекции, главным звеном которого является ДС и отделение «А».