Питер Абрахамс - Тропою грома

— Не беспокойся, Ленни. Обещаю тебе ничего не забыть и вовремя быть на месте. Мы успеем на поезд. Не беспокойся, дорогой. Спи спокойно

— Главное, будь осторожна, Сари.

— Милый, неужели ты думаешь, что я могу быть неосторожна, когда решается наше будущее.

— Прости меня, дорогая. Спокойной ночи.

Они обнялись. Дрожь прошла по телу Сари.

— Что ты?

— Мне так страшно возвращаться в этот дом, Ленни! У меня так и стоит перед глазами Герт, избивающий Сэма.

— Потерпи, Сари! Ведь только одна еще ночь.

— И весь завтрашний день!

— Да, правда. Но ты возьми себя в руки, дорогая.

Она закрыла глаза и прильнула к нему. Он крепче прижал ее к себе, гладя рукой ее светлые волосы.

— Ничего, — сказала она тихо. — Я уже взяла себя в руки.

Она нежно поцеловала его, вырвалась, схватила поводья Бетси и, прыгнув в седло, пустила лошадь по дороге к Большому дому.

Ленни еще немного постоял на холме. Он сызнова продумал весь план, до последней мелочи. Тут нельзя допустить ни единой ошибки. Все должно было идти как по рельсам. Он повернулся и быстрым шагом пошел к Стиллевельду.

Поселок был погружен в темноту. Только у них в окошке светился огонек. Видно, мать еще не ложилась. Ждет его. Думает, что он сердится на нее из-за Старого Герта. Бедная мама! Он вошел в кухню.

Она сидела в неудобной, настороженной позе, лицом к двери, спиной упираясь в острый угол стола. При взгляде на нее у него защемило сердце. Сколько уже времени она сидит вот так и ждет его прихода? В тоске и страхе? А теперь с трепетом глядит на него, ожидая, что он заговорит. Станет обвинять ее.

Он шагнул к ней и крепко ее обнял. И вся боль и стыд, которые она подавляла в себе целый вечер, поднялись и хлынули наружу. Она хотела заговорить, но вместо слов получился только жалобный крик.

Он молча гладил ее трясущиеся от рыданий плечи. Пусть выплачется. Потом они поговорят с ней, потом он скажет, что не о чем было плакать. «А пока плачь, милая, старенькая мама, слезы облегчат твое сердце. Тебе сразу станет лучше. У меня сильные руки. Они обнимут тебя, они тебя поддержат. Это руки твоего сына».

Постепенно ее рыдания стали утихать. Он чуть-чуть отстранил ее от себя и заглянул ей в лицо.

— Ну, как, легче?

Она молча кивнула.

— Вот и хорошо! Ты посиди тут, а я сварю кофе.

— Я сама сварю, — вскинулась она.

— Нет, не надо. Посиди спокойно.

Вода в котелке кипела. Он заварил кофе и налил в кружки. Потом отнес их на стол и сам сел с матерью рядом.

— Теперь выслушай меня, мама. Когда я сегодня вечером спросил тебя о прошлом, голос у меня был сердитый, я знаю. Но я сердился не на тебя. Я сердился, что чужой, посторонний человек рассказал мне об этом. И то я был неправ. Кто я такой, чтобы сердиться на свою мать за ее прошлое? Куда бы это годилось, если бы матери обязаны были отдавать детям отчет в своей прошлой жизни. Не мое это дело. Ты была мне хорошей матерью, ты дала мне образование, о каком большинство наших детей и мечтать не смеют. О чем же тут еще говорить?

— Пойми, сынок… — взволнованно начала старуха.

— Не надо, мама. Это твое личное дело. Я тебе не судья. Нечего тебе оправдываться передо мной. Ты моя мать. Я люблю тебя. Ты столько для меня сделала. И больше тут говорить не о чем.

Лицо старухи просияло гордостью, счастьем, любовью.

— Ты хороший сын, Ленни. И Селия, она тоже хорошая. Верно, это она помогла тебе понять…

— Да, — сказал Ленни, думая о Сари. — Она помогает мне понять очень многое. Она чудесная.

— И ничуть не гордая, сынок, верно?

— Ничуть. Простая и милая и все понимает.

— Вы скоро поженитесь?

Ленни достал папиросу и улыбнулся, закуривая.

— Знаешь, мама, среди всех планов, которые мы с ней строили, мы забыли только одно — свадьбу. Но ты не беспокойся. Мы поженимся непременно.

— Скоро?

— Очень скоро… Вот что, мама. Я завтра вечером уеду в Кейптаун. Может быть, задержусь немного. Так ты не тревожься, что бы ты ни услыхала, пока меня не будет. Потом все поймешь. Я напишу тебе.

— Ты надолго уезжаешь, сынок?

— Не тревожься. Я тебе обо всем напишу.

Старуху разбирало любопытство, но она только молча кивнула.

— Ладно, сынок.

— Ну а теперь ложись спать, мама, уже очень поздно. Я пойду укладывать чемодан.

— Ступай, сынок. Покойной ночи… Ох, совсем забыла! Фиета несколько раз заходила вечером. Какое-то у нее есть к тебе поручение, что-то важное. Когда бы он ни пришел, говорит, пусть зайдет ко мне, я не буду ложиться. Видно, и в самом деле что-то важное, Ленни.

— Спасибо, мама. Я схожу, узнаю. А ты ложись.

Он поцеловал морщинистый лоб. Старуха пошла в спальню.

Ленни задумчиво прошелся вокруг стола. «Что такое хотела ему передать Фиета? Это не может быть поручение от Сари, потому что с Сари он только что расстался. Надо все-таки узнать». Он затушил папиросу и торопливо вышел на улицу. В окнах у Фиеты было темно. Он тихонько постучал в дверь. Тотчас же послышалось чирканье спички и появился свет. Видно, Фиета ждала его.

Спустя минуту дверь отворилась; она вышла и тщательно притворила ее за собой. Она была совсем одета.

— Всю ночь вас дожидаюсь, — сердито сказала она.

— Простите, — сказал Ленни. — Что у вас за поручение?

— Никакого поручения нет, а просто я хотела кое-что вам рассказать. Вечером после праздника я ходила в Большой дом, посмотреть, нет ли там Сэма, и слышала разговор Герта с Вильджоном. Они меня не видели. Вильджон советовал Герту, чтоб он построже присматривал за Сари, а, то, говорит, чудные творятся дела.

— Дальше.

— Это все. Я решила, что вам не мешает знать.

— Больше они ничего не говорили?

— При мне — ничего.

— Спасибо.

— Меня благодарить нечего. Свою звезду благодарите, что я слышала этот разговор и предупредила вас. Сама не знаю, зачем мне это нужно.

— Пожалуйста, Фиета, скажите завтра утром Сари, чтоб она была поосторожнее.

— Надо думать, вы знаете, что делаете.

— Не беспокойтесь. Знаем.

— А я и не беспокоюсь. Это не моя печаль.

— Правильно. Спасибо, Фиета. Спокойной ночи. Только не забудьте сказать Сари.

— Не забуду. Спокойной ночи.

Ленни быстрым шагом пошел через улицу домой. Фиета, поджав губы, следила за ним, пока он не скрылся за дверью, потом передернула плечами, повернулась и вошла в дом.

Ленни на цыпочках прошел во вторую комнату и вынес оттуда свой чемодан. Он возьмет только этот один. Рано утром он отнесет его в лавку и там оставит. А то, если вечером выйти из дому с чемоданом, это привлечет внимание. Он уложил все, что собирался взять с собой, стянул чемодан ремнями и задвинул его под стол. «Еще пижама осталась у проповедника, — вспомнил он. — Ну и бог с ней. Пусть остается старику на память. А то пришлось бы еще и ему объяснять».