Алексей Петров - Con amore

Многим было известно, что у Тараса есть неплохая коллекция магнитофонных записей такой вот музыки и что он регулярно выходит в эфир по «местному радио». Главным источником музыкальной информации были тогда передачи городских радиохулиганов, которых, разумеется, никто хулиганами не называл: для тех, кто понимал в этом толк, они были «радиолюбителями». Выходили в эфир прямо из дому, где хранился самодельный радиопередатчик и катушечный магнитофон с записями. Придумывали себе названия «покрасивше» и с утра до ночи шаманили на средних волнах, где–нибудь на краешке шкалы. Сначала часа полтора–два бубнили о чём–то своём, переговаривались с такими же, как они, «любителями», справлялись о качестве звука и договаривались о дальнейшем сотрудничестве:

— На метре работает «Пиковая дама». Если кто слышит меня — приём… (Здесь следовала долгая пауза, сопровождаемая щелчками и треском.) Принимаю вас в числе сильных, модуляция пять–девять–пять, на кусок провода, коробка первого класса. Как слышите? Приём… (Пауза; в это время, очевидно, говорил второй «шарманщик», но радиослушатель его не слышал.) Я понял, понял… «Клён», я вас понял. Сейчас сделаю погромче. Посмотри, фонит или не фонит. Приём… (Пауза.) Ну, добро. Вас понял. Завтра, на этом же месте… (Пауза.) Да, в это же время… (Пауза.) У тебя, в общем–то, ничего, только на высоких немножко хрипит. (Они быстро переходили на «ты».) Ты там убавь… (Пауза.) Ладно, я у него спросю. Не гарантирую, конечно, что он согласится, но я спросю…

А потом, наконец, заводили музыку:

— На метре работает радиостанция «Братишка» (или «Пацанка», или «Вторая рота», или… да мало ли их было?). Всем, кто знает и слушает, — маленькая музыкальная передача… Там ребята с девятой группы — слушайте. Для Серёги с восьмого училища… Петро, Димка — для вас… Любашка с «Альфы», Галочка, Танюха, Натаха — для вас персионально. В общем, всем, кто знает и слушает, немного музыки…

Крутили, конечно, не Кобзона и не Кристалинскую. Для таких передач и музыка был соответствующая: «криденсы», «Битлз», «роллинги», а чаще ставили полуподпольных «русских» эстрадников, магнитофонные записи которых бог весть какими путями доходили до провинции, а на грампластинках этого не было. И ещё — песни под акустическую гитару, среди которых самыми приличными и благородными выглядели сочинения Владимира Высоцкого, всё же остальное звучало гораздо развязнее и грубее…

Опасное, рискованное было это занятие — нелегальный выход в радиоэфир, и если уж ментам удавалось прищучить «радиолюбителя» с поличным, то меры принимались самые серьёзные: взимался с нарушителя крупный штраф, сообщалось о его подвигах по месту учёбы или работы, отбиралась вся радиоаппаратура в доме, включая телевизор, магнитофон и проигрыватель с пластинками, не говоря уж о передатчике и микрофоне. Поговаривали, что тем ребятам, которых ловили повторно, могли запросто дать срок. Но доморощенных радиостанций от этого меньше не становилось. По официальному радио слушать было абсолютно нечего. Подростки слонялись по двору с транзисторными приёмниками в руках и искали своих любимцев на средних волнах. В глазах незрелой ребятни местные «радиолюбители» были героями. Тарас Григораш, например. Часто кто–нибудь приносил в бойлерную свой «Альпинист» или «ВЭФ», и если удавалось отыскать на периферии шкалы станцию «Волчий билет», где гнусавый, сильно искажённый голос таинственно вещал под сурдинку свою извечное «Всем, кто знает и слушает…», мальчишки понимающе переглядывались, перемигивались и со значением вздевали глаза к небу:

— Григорашка… Тарас! Во даёт, бродяга!.. Ничего не боится!

А Григорашка, в краюху обнаглевший, выдавал в городской эфир записи собственного пения, похабень и матерщину. Кое–что этот бард местного значения сочинял сам, кое–что заимствовал у таких же «свободных художников», как он. Благодаря отлично налаженной рекламе на радио, эти песни мгновенно становились популярными.

И вся тёплая компания в подвале, от мала да велика, дымя «Шипкой», то и дело «цыкая» слюной сквозь зубы и почти что в буддистском трансе подёргивая головами, слушала радио и вполголоса подпевала своему кумиру:

Иногда в бойлерную вламывался странный субъект по кличке Пожарник и ломал всеобщий кайф, разгонял братву по домам. Пожарник жил как раз над бойлерной, на первом этаже и, вероятно, слышал всё, что творилось у него в подполе. Воевал он с пацанами упорно и самозабвенно. Летом, когда на вишне перед его окном только–только созревали первые ягоды, мальчишки украдкой влезали на дерево и рвали всё, что попадалось под руку, и тогда Пожарник окатывал малолетних грабителей крутым кипятком, подключив поливочный шланг к крану на кухне. За это, собственно, он и получил свою кличку.

Пожарник был мужиком нервным, любой шум под окном раздражал его безмерно. Летом на лавочке у подъезда нередко кучковалась местная молодёжь. Слушали транзистор, бренчали на гитарах, целовались, зажимались, визжали, рассказывали байки. Сварливый сосед то и дело выбегал во двор со скалкой в руке, лохматый, заспанный, злобно скалился, орал, грозно размахивал своим орудием, и тогда ребята со смехом и улюлюканьем разбегались кто куда, а потом подтягивались куда–нибудь к беседке на территории ближайшего детского садика и оживлённо обсуждали, как отомстить своему обидчику.

…Однажды на Рождество Лёнька Ковалёв, Валерка — Колобок и Вовчик Лысёнок собрались с утра пораньше к Пожарнику в гости. Кто–то из ребят постарше надоумил их наведаться к соседу, пославить Христа, поколядовать толково, с подходцем, и, даст бог, заработать на новую клюшку. Обучили мальчишек, что нужно петь и говорить, и неумело, слева направо, перекрестив, благословили на подвиг.