Алексей Петров - Голуби на балконе

— Вам не нужна эта комната! — безапелляционно заявила комендантша.

— Мне? — оглушённо переспросил я.

— Да, вам. Вы Сарычев, верно ведь?

— Нет, Градов, — машинально произнёс я.

— Градов? — опешила гостья. — Что ещё за дерьмо? Почему — Градов?

Я не нашёл ничего лучшего, как развести руками и сказать:

— Так уж получилось…

— Какое же вы имеете право входить сюда, к Сарычеву?

— Он мне разрешил. Знаете, я тоже врач…

Чуть ли не так: «Тётенька, я тоже врач…» — жалобно и тянуче…

— Разрешил? — задохнулась от возмущения она. — Он… он разрешил! Вы слышали?

Она обернулась за поддержкой к своим спутникам. Те угрюмо топтались у порога.

— В общем, так: сейчас придёт управляющий — он уже давно хочет побеседовать… с хозяином этой комнаты. Будете объясняться с ним, а не со мной. А вы, мальчики, — это она небритым мужичкам, — шагайте на балкон и выбрасывайте оттуда всё, что найдёте.

— Выбрасывайте, выбрасывайте, — устало пробормотал я, грузно опускаясь на край раскладушки. — Можете и меня заодно… с балкона…

— Только не надо утрировать, — огрызнулась комендантша.

Визитёры прямо в грязной обуви прошли через комнату на балкон и загремели там досками.

— Развёл тут, блин, голубятню, — донеслось оттуда.

«Какая ещё голубятня? О чём она?» — раздражённо подумал я и выглянул к ним.

Мусора там уже не было, только в углу, на чахлом сооружении из соломы и строительного хлама лежали два тощих, едва оперившихся птенца. Наверно, упаковка холодильника казалась их мамаше надёжным укрытием…

— Похоже, он здесь вообще никогда не появлялся, ваш Сарычев!

— Вот, пжалста, жильцы тебе, — один из мужиков добродушно кивнул головой на птиц.

— Дай веник, — брезгливо поморщилась комендантша, напомнив мне хирурга, который, обнаружив гнойник на ягодице, потребовал скальпель.

«Господи! — ужаснулся я. — Молодая грудастая баба, а мозгов — не больше, чем у этих птенцов. Похоже, все мозги у неё в бюст ушли».

— Не трогайте голубей! — решительно потребовал я. — Они–то тут при чём? Я сейчас позвоню хозяину комнаты, и он придёт.

Телефон был в библиотеке на первом этаже. Набрав номер роддома, я попросил Сарычева. Дежурная сестра ответила, что Владимир Сергеевич на операции… а впрочем, нет, вот он уже вышел из операционной и сейчас возьмёт трубочку.

— Спешу сообщить, что тебя выселяют, — сказал я ему язвительно. — Если можешь — приезжай.

Владимир Сергеевич подкатил торжественно и шумно, на машине с красным крестом. Физиономию Сарычева украшали фирменные очки–капельки с нашлёпкой, изображавшей плейбоевского кролика. Джинсовая куртка «Рэнглер» была небрежно расстёгнута, выпуская на волю округлый живот, туго схваченный ремешком фирмы «Ли».

— Ну, что тут ещё, мой неугомонный друг? — благодушно поинтересовался Володька, вваливаясь в комнату.

Гости к этому времени успели уже смыться. Комендантша побежала за управляющим и увела своих помощников.

— Выгоняют, — нервно хихикнул я, с появлением Сарычева немедленно успокоившись.

— Опять?!

— Между прочим, и тебя тоже.

— И меня тоже? — переспросил Володька и негромко, с расстановочкой, рассмеялся.

Тут вдруг смех его резко перешёл на крещендо, и я не удержался, заржал вместе с Сарычевым. Это было похоже на истерику.

— Анекдот… ведь анекдот же!.. — хрипел он, задыхаясь от хохота.

Такими и застал нас управляющий. Он вошёл в комнату и замер, медленно багровея от негодования. Его нижняя челюсть заёрзала из стороны в сторону, словно пыталась освободиться от непосильного гнёта челюсти верхней. Он напоминал городничего в финальной сцене спектакля «Ревизор». Вслед за управляющим вошла и комендантша.

— Я вас слушаю, — с достоинством произнёс Сарычев, поудобнее усаживаясь на стуле.

— Это мы хотим послушать вас! — взвилась комендантша.

Владимир Сергеевич поморщился.

— Что–то зубы нынче разболелись… Должно, к дождю…

Кажется, это была цитата из Чехова.

— Что вам угодно, товарищи?

— Мы собираемся вас выселить.

— Вот новости. Почему же?

— Вам эта комната не нужна.

— Как раз сейчас она нужна мне больше, чем когда–либо.

— Вы здесь не живёте. Вас невозможно застать дома.

— Я работаю восемь дней в неделю и иногда ночую у родителей.

Ага, «восемь дней в неделю»… Пошли битловские примочки. Жаль, эти придурки не оценили.

— После работы люди приходят домой… — заметил управляющий.

— Знаете ли вы, что такое ночное дежурство?

— А по выходным?

— Суточное дежурство!

— Сегодня суббота. Где же вы были?

— Посмотрите на мои руки: они испачканы кровью! Меня вытянули из операционной. Вы мешаете мне работать.

Сарычев торжественно предъявил гостям бурые пятна крови у локтей. Управляющий брезгливо отшатнулся.

— Вы захламили балкон! — снова пошла в атаку комендантша.

— Тут мне трудно возразить вам. Никак руки не доходят. До маток доходят, а до балкона — увы… Претензий к вам не имею.

— Вас вообще нужно оштрафовать!

— Пожалуйста! — Володя широким жестом достал из кармана запечатанную пачку трехрублёвок. — Сколько: десять? двадцать? тридцать? Сколько?

Управляющий поскучнел. Он явно ждал, что Сарычев откажется уплатить штраф.

— Развели здесь, блин, бордель, — пробормотала комендантша.

— Минуточку! — обрадовался Володька. — Давайте условимся о терминах. Что такое бордель?

— Ладно, не цепляйтесь к словам, — отмахнулся управляющий.

— Нет, давайте всё же разберёмся. Что такое бордель? Вы вот, похоже, не знаете, а я знаю, потому что я врач и часто лечу всяких там, к примеру, женщин…

Он с удовольствием оглядел комендантшу с ног до головы, и та вдруг покраснела.

— Сами не живут, а квартирантов селют, — поспешила сменить тему пострадавшая.

— Он ещё не жил здесь ни одного дня! — возразил Володька и кивнул в мою сторону.

— Ладно, мне некогда тут с вами… — заторопился управляющий. — Придёте ко мне в кабинет, и мы…

— Секундочку! — остановил его Сарычев. — Это всё не так–то просто. Я вынужден уехать в долгосрочную командировку в Пензу.

— Ну и на здоровье.

— Подчёркиваю: я не на пикник собрался с девочками из медучилища и не к бабушке в Тютюши. Меня направляет областное руководство с очень важным поручением.

— Нет у нас времени дискутировать тут с вами, — сказал управляющий и поспешил вслед за удирающей комендантшей в коридор.

Но Володька настиг их там, и они препирались ещё минут пять.

Сарычев никогда не чурался общественной работы и умел говорить.

— Значит так, Игоряныч, — сказал он, вернувшись в комнату. — Живи и не дёргайся. Это была психическая атака. Видно, кому–то очень понадобилась моя комната… Одно прошу: баб сюда поменьше води. Имей в виду: я всё–таки член партии. Доброжелатели всегда найдутся. Скажут потом, что коммунист Сарычев у себя в коммуналке прёт молодых тёлок…