Франсин Риверс - Царевич[The Prince]

— Сколько бы дней ни отмерил мне Бог на этой земле, Давид, всех их не хватит, чтобы познать все то, что вложил Он в Закон свой для нас. Каждое утро, читая его, я открываю что–то новое. Я желал бы, чтобы Господь по милости своей написал его прямо в наших сердцах, ибо, кажется мне, разум человеческий не в силах вместить всю глубину и широту той любви, какой возлюбил Бог нас — Свой избранный народ.

И снова Саул отправил Давида на войну, и снова тот нанес филистимлянам великое поражение, и они бежали от него. Он вернулся домой с победой, и города и села торжествовали. Царь с начальниками войска, в числе которых были Давид и Ионафан, пировал во дворце. Снаружи доносились голоса воинов, они распевали победные песни, сложенные Давидом.

Многие изрядно напились.

— Спой нам песню, Давид!

— Да! Спой нам!

Давид поглядел на царя Саула.

Ионафан почувствовал: что–то недоброе повисло в воздухе. Он ждал, что скажет отец, дивясь, как тот застыл, привалившись к стене, с копьем в руке, — будто спит с открытыми глазами.

— Отец?

— Да, — взмахнул рукой Саул, — пой!

Слуга Давида принес гусли. Когда царские палаты наполнились звуками, один советник заметил:

— Он околдовывает нас своей музыкой.

Взгляд Саула изменился.

Ионафан нахмурился: — Полагаю, вас ждут обязанности в другом месте. — Советник посмотрел на царя, но Саул молчал. Ионафан не сводил глаз с придворного, пока тот не поднялся и, извинившись, не вышел из комнаты.

Откинувшись на подушки, Ионафан слушал, как поет Давид:

Воздайте Господу славу, имени Его!

Несите дары и идите во дворы Его.

Поклонитесь Господу во благолепии святыни.

Трепещи пред лицом Его, вся земля!

Раздался последний аккорд и все захлопали. Царь улыбнулся и кивнул.

К Ионафану склонился слуга. — Ваша матушка послала за вами, ваше высочество.

Удивленный, Ионафан попросил у отца разрешения удалиться. Непохоже на мать вот так звать его к себе.

— Ступай. — Саул даже не повернулся к нему, он во все глаза смотрел на Давида: тот заиграл новую песню.

Мать Ионафана теперь обитала в роскошных хоромах, окруженная слугами, готовыми исполнить любую ее прихоть. Он вошел. Хорошенькая служанка поклонилась ему и провела в покои матери.

Она лежала на кушетке, лицо было бледно нездоровой бледностью, какого–то землистого оттенка.

— Прости, что не дала тебе вдоволь повеселиться, сын.

— Ты заболела, — встревожено воскликнул Ионафан. — Почему мне никто не сказал?

— Я не настолько больна, чтобы кто–нибудь об этом знал. Принеси моему сыну подушку, Рахиль.

Ионафан сел, взял мать за руку.

— Что говорят лекари?

Мать погладила его по руке, как ребенка. — Лекари ничего не знают. Мне просто нужен покой. Ионафан, познакомься: это Рахиль, дочь моего троюродного брата. Ее отец — ученый книжник.

Ионафан посмотрел на зардевшуюся девушку. Она была очень хороша собой.

Мать кивнула, и девушка выскользнула из комнаты.

— Правда, красивая? И из хорошей семьи. — Мать попыталась приподняться, чтобы сесть на постели, и Ионафан рванулся помогать ей. — Мне так удобно. Сиди. — Она улыбнулась. — Отец Рахили знаком с Самуилом.

— Ты хотела меня видеть. Зачем?

— Думаю, это вполне очевидно. — Она сжала губы. — Тебе нужно жениться, сынок, и поскорее.

— Не время сейчас.

— А когда будет время? Ты гораздо старше, чем был твой отец, когда взял меня в жены.

— Мама, мои обязанности не дают мне возможности…

— Давид женат. Ты сам настоял на этом браке, помнишь? А он младше тебя.

Ионафан удивленно покачал головой. — Я полагаю, каждая мать желает пристроить детей получше. — Он нагнулся к ней — успокоить, чтобы она так не волновалась. — Женитьба Давида на Мелхоле скрепила союз между нашим коленом и Иудой, мама. К тому же, разве можно было найти лучшего мужа для твоей дочери, чем самый отважный герой Израиля?

Глаза ее потемнели. — Это ты самый отважный герой Израиля, сын мой. Ты был едва ли старше Давида, когда разбил филистимлян при Михмасе. Прошло много лет, но люди до сих пор помнят об этом. У тебя есть не менее веские причины, чтобы жениться, Ионафан.

Он почувствовал, как дрожит ее рука.

— Почему ты так настаиваешь, мама?

Глаза ее налились слезами. — Потому что я живу от битвы до битвы и не знаю, не убьют ли моего сына на этот раз. — Голос ее прервался. — Неужели я прошу слишком много, когда хочу подержать на руках внука?

— У Мелхолы и Давида…

— Нет!

Он нахмурился, обеспокоенный ее горячностью.

Она села на постели, подалась к нему. — Женись и роди своих сыновей, Ионафан. Тебе и твоим братьям нужны сыновья, чтобы укрепить дом Саула.

— Почему ты так непреклонна?

— Нам нужно умножаться числом.

— Ты лучшего обо мне мнения, чем я сам, если полагаешь, что я способен настолько приумножить численность населения…

— Здесь не до шуток, сын.

Он вздохнул. — Да. И все же — сейчас не время.

— Я…

— Нет, мама.

— Если царю будет угодно, чтобы ты женился…

— Будь это у него на уме, он сам бы предложил. А если теперь он заведет об этом речь, я скажу ему, что его надоумила жена. — Ионафан поцеловал ее в щеку и встал. — Вы с Давидом…

Она подняла голову. — Причем тут Давид?

— Вы будто сговорились. Он твердит мне, что в Писании говорится, что нехорошо человеку быть одному и ему нужна жена. — Он дернул головой, увидев выражение ее лица. — Почему это тебя так удивило?

— Если ты не слушаешь мать, может быть, тебе стоит послушать друга.

— Может быть. Позже.

Ионафан резко пробудился от сна и услышал голос Мелхолы.

— Мне нет дела, спит он или не спит! Я должна видеть брата! Прямо сейчас!

Ионафан сел и провел рукой по лицу. Он спал неспокойно, то и дело просыпаясь от странного сна. В городе разбой. Бесчинствуют филистимляне. В стенах пробоины. Дважды он срывался с постели, хватался за меч, подскакивал к окну — и перед ним открывался вид мирно спящей Гивы.

В дверях стоял слуга. — Господин, простите, что потревожил Вас. Ваша сестра…

— Я слышал. Скажи ей, что сейчас буду. — Он сбросил рубаху, плеснул в лицо водой, вытер насухо. Накинул чистое одеяние и вышел к ней.

Мелхола бродила по комнате: по лицу размазаны слезы, глаза сумасшедшие.

— Наконец–то!

Она напомнила ему отца в минуты дурного настроения.

— В чем дело? — И тут он заметил синяк у нее на щеке. — Отец ударил меня! Тебе надо с ним поговорить. Он так рассвирепел, я думала, он меня убьет! — Она зарыдала. — Он сошел с ума! Ты должен мне помочь!

Он почувствовал внезапный укол страха.

— Где Давид?

— Сбежал!

Он взял ее за руку, силой усадил.

— Куда, Мелхола?