Галина Докса - Мизери

Она включила телефон и, переполненная жаждой деятельности, оглядела свою крошечную квартирку. Сделано было все — абсолютно. «Летучая мышь» оборвалась городскими новостями. От новостей слегка испортилось настроение, но Света опять сварила кофе, навернула три бутерброда с сыром и обвела повеселевшим взглядом чистую квартиру. «Летучая мышь» возобновилась. Когда Света мыла чашку, ей вдруг страшно захотелось разбить ее, чтобы услышать, какой будет звук. Она почти замахнулась, готовая запустить чашкой в стену, но тут зазвонил телефон.

— Кто? — спросила Света, как будто ей звонили в дверь.

— По объявлению, — ответил приятный женский голос.

— Чудесно! — воскликнула Света, очень довольная. — Вы потеряли перчатку?

— Да.

— А какого цвета?

— Серого.

— Должна вас разочаровать, — огорчилась Света.

1 Я стучу сейчас.

2 Почему?

3 Она дурно пахнет. Они не хотят, потому что она дурно пахнет.

4 Настоящее длительное, Слава? Если ты можешь…

5 Настоящее неопределенное. Она делает это в настоящем неопределенном.

6 Заткнись!

7 Откройте учебники.

8 «Покидать». «Жить». «Любить». Настоящее неопределенное. Кто может составить предложение, используя эти слова?

9 Привет, Света. Что ты здесь делаешь?

10 Я гуляю.

11 Настоящее длительное. Ты гуляешь. Настоящее длительное.

12 Настоящее завершенное.

13 Счастливо.

14 Привет.

15 Музей, дворец, библиотека.

16 Сделано в США.

Последовало еще три звонка. Света, искренне сокрушаясь, последовательно разочаровала одну, другую и третью претендентку. У одной не совпал цвет, другая потеряла не перчатку, но кожаную детскую рукавицу, третья…

Третьим позвонил учитель физкультуры. Света сразу узнала его, несмотря на то что он говорил с ней «не своим», противно–писклявым голосом. Учитель правильно указал цвет и угадал, с какой руки потеряна перчатка. Они посмеялись. Было замечательно спокойно и необременительно разговаривать о перчатке. Света так и сказала:

— Вы мне почаще звоните, Сережа. С вами так приятно беседовать по телефону!

После такого комплимента учитель физкультуры смешался, поскучнел и скомкал разговор. Даже стало немножко обидно. Она бы еще поболтала.

И тем не менее день прошел удачно. В понедельник ей нечего будет стыдиться. Она не сидела часы напролет в кресле, уставясь на свое отражение в зеркале, как просидела неделю зимних каникул. Она переделала множество дел и поймала по телевизору две неплохие передачи: одну о растущей преступности, а другую об американской школе. Завтра будет о чем поговорить в учительской.

Перед сном, настроенная дружески ко всему миру, в котором была она, конечно же, вовсе не так одинока, как представляется бессонной ночью не очень молодой незамужней бездетной женщине, Света приняла последнюю таблетку и вытащила из шкафа коробку с письмами. Жажда деятельности еще жила в ней, требуя пищи, и, рассчитав, что часа, отмеренного наркотиком, хватит для наведения порядка в домашнем архиве (дело, откладывавшееся в долгий ящик многие годы), она присела с коробкой на постель.

Писем было много. Они выгибали картонные стенки и вспучивали измятую крышку, прихваченную шпагатом. Света открыла коробку. С мягким шорохом волны письма хлестнули через края коробки, залили колени и соскользнули на пол. Света высыпала оставшиеся. Ах, как много! Не верилось, что такая уйма бумаги умещалась в маленькой коробке из–под обуви. Сомневаясь уже, что успеет, Света уселась на полу возле груды писем и засучила рукава.

Большая часть писем начиналась словами «Привет, Мышка!» и «Дорогая доченька!». Для того чтобы различить обращения, не требовалось вынимать листки из конвертов. Прежде Света часто перечитывала письма и, как выяснялось сейчас, прочитав, забывала вложить их обратно в конверт. Но и вкладывая, она могла перепутать конверты или даже одеть одно письмо в два конверта. Прочтя двадцать раз кряду: «Дорогая доченька!» — на листке, вынутом из конверта с московским штемпелем, Света поняла, что в этой мешанине ей не разобраться до утра. Она принялась складывать письма и тут с удовольствием аккуратистки, обнаружившей посреди возмутительного хаоса оазис порядка, наткнулась на увесистую пачку голубых конвертов, обвязанную красным шелковым шнурком.

Это был шнурок от маминого халата. Она сразу узнала. А почерк… Света отдернула руку. Она узнала и почерк. Это были письма Игоря: единственные письма, которые никогда не перечитывались ею.

Она закрыла глаза, но веки показались ей прозрачными. Или это смысл опять стал уходить от нее куда–то к потолку, в угол, обвязанный паутиной? Как это она не заметила при уборке! Безобразие… И паук шевелится вроде… К письму… В этом году она не получила от Аси поздравления с Новым годом, да и сама, кажется, не писала… Или писала?

«Не помню. Ничего не помню».

Она заснула сидя на полу, уронив голову в колени. Утром проснулась раньше ворон, наспех, без разбора, запихала письма в коробку, перевязала ее крест–накрест и убрала подальше от глаз. Кажется, она опять все помнила. А чего не помнила она, то могла вспомнить в любой момент. Воспоминания, как незваные гости, приходят сами собой. Только не надо их бояться, и тогда они окажутся кстати: весьма кстати и вовсе не в тягость. Более того, они способны развлекать и даже приносить пользу, не так ли?

Так. Завтракая, Света вспомнила об алмазе. Спускаясь в лифте, вспомнила, что первым уроком у нее восьмой. Вытащив из почтового ящика открытку от Аси — что не поздравила ее с Новым годом. Хлопнув дверью парадной — о старухе с первого этажа. Увидев женщину в норковой шубке — что опять забыла выложить алмаз из сумки, а кстати, и об учителе физкультуры («милый»). Прочтя в ожидании трамвая: «Привет, Мышка!» — что Павлику, старшему, уже восемнадцать…

В трамвае, машинально уступив место беременной пассажирке, Света вспомнила, что у нее–то все в порядке (и от этого чуть испортилось настроение) и сразу вслед — что не восьмой, а седьмой у нее первым уроком (настроение улучшилось). С большим удовольствием она вспомнила о Вонючке и — уже на подходе к гимназии — о Дэвиде Смите, оказавшемся тем «первым встречным», о котором она по старой, выработанной в детстве суеверной привычке всегда загадывала заранее: Он или Она? Король или Королева?

Впрочем, тут налицо были оба. Подойдя поближе, Света успела к финалу уличной сценки, весьма позабавившей ее. Дэвид Смит стоял, согнувшись вдвое, и выслушивал брань разъяренной старушонки, пытающейся вырвать у него из рук сумку, до отказа набитую провизией. Поняв, что без нее тут не обойдутся, Света бросилась на выручку.