Валентин Тублин - Доказательства: Повести

Полковник, захлебнувшись от гнева, хватается за саблю. Начальник заставы тихим жестом выкладывает на стол пистолет. Человек в сером отворачивается со скучающим видом. Полковник Марешаль со звоном всаживает саблю в ножны. Он вдруг ощущает непонятный ему страх, у него зябнут ноги. Он садится. Какая-то мысль скачет у него в голове, и он не может ее остановить.

— Что это все значит?

Человек поднимает на него глубоко запавшие глаза. У них мало времени, объясняет он, у него и у полковника Марешаля. Поэтому хорошо бы ускорить дело. Полковник смотрит в темный угол, — мысль, которая скачет, необходимо поймать. Вот она…

— Я арестован?

На этот раз человек с усталым взглядом отвечает не сразу. Он молчит примерно минуту, и за эту минуту каждый из троих, сидящих в караульной, успел пережить очень много. Наконец раздается:

— Еще нет.

Пошатываясь, полковник Марешаль выходит. На мгновенье у него мелькает дикая, шальная мысль — сабли наголо, прорваться сквозь заставу, никто и моргнуть не успеет… Он подходит к своим драгунам. В глазах у драгун — ожидание. Они уже видят жаркие огни кабаков, ощущают во рту терпкий вкус вина, а под ладонями упругие и податливые женские бедра…

— Вахмистр Дюке! — хрипит полковник. — Принять команду. Слушайте приказ: всем вернуться в лагерь. Немедленно.

Чудовищные усы вахмистра Дюке вздымаются и опадают.

— В лагерь? Обратно?

— Я что, неясно выражаюсь? Выполняйте приказ.

Бедный французский язык не в силах выразить чувств вахмистра Дюке. Поэтому он добавляет в него весь свой запас немецких, испанских и иных бранных слов, которые ему известны. Окончания полковник Марешаль уже не слышит: опустив плечи, он идет в караульное помещение.

— Куда вы меня везете?

Человек в сером молчит. Голова его опустилась на грудь. Можно подумать, что он спит, но его выдает напряженное положение тела, словно каждую секунду он готов отразить или нанести удар.

Окна в карете занавешены, колеса жестко подпрыгивают на выбитой колее. Виктор Марешаль откидывается на сиденье.

Постепенно он начинает приходить в себя — впервые с того момента, когда человек в сером произнес свое «еще нет». Самым унизительным было то, что полковник не мог решить, как ему следует себя вести. Если бы речь шла о том, чтобы с десятком драгун или на худой конец без них атаковать неприятельский строй, он не колебался бы и мгновенья. Но как надлежит ему реагировать на это странное «еще нет» — он не представлял. Если бы он был уверен, что самое лучшее — это задушить человека с таким странным стертым лицом, тот уже давно был бы мертв. Но полковник вовсе не был уверен. Военный опыт подсказывает ему, что, когда не знаешь, как действовать, лучше не действовать совсем. «Подождем, — решает полковник, — Бывало и хуже».

Карета замедляет ход, останавливается. Молчаливый человек, не обращая на полковника никакого внимания и не говоря ни слова, выбирается наружу. Полковник остается сидеть, он ждет еще немного, затем тоже выбирается из кареты — и застывает: перед ним знакомый трехэтажный особняк на улице Флорентин. А в воротах, рядом с человеком в серой накидке…

— Броше! — кричит полковник Марешаль. — Черт возьми, что за плохая комедия!

— Благодарю вас, Герон, — говорит Броше и пожимает серому руку. — Значит, завтра в Комитете. — Затем подходит к полковнику и смотрит на него долгим непонятным взглядом. — Пошли, — говорит он. — Пошли, поговорим.

Они говорят долго. Точнее будет сказать, что говорит один Броше. Он говорит подробно, внятно, убедительно. Ему, по крайней мере, кажется, что убедительно. Полковник слушает, время от времени произнося короткие фразы. Он уже окончательно пришел в себя. Он был прав: ничего страшного, бывало и похуже. Надо только держаться все время настороже и не говорить лишнего. Запугиваний он не боится. По своему военному опыту он знает — говорят тогда, когда не могут действовать. Поэтому все эти угрозы и опасения, которыми пытается испугать его Броше, лишь уловка. Вот почему спустя два часа после начала их разговора Броше не удалось достигнуть видимых успехов. Но Броше терпелив. От успеха этого разговора зависит для него слишком многое, чтобы он мог дать волю своим эмоциям. Он начинает все сначала. Он говорит долго.

— Ну, — спрашивает он, — теперь ты понял? Все понял?

Полковник сидит, положив ногу на ногу.

— Нет, — говорит он. Он понял не все.

— Например, — говорит терпеливый Броше. — Что например?

Полковник покачивает ногой и, склонив красивую голову, прислушивается к позваниванию шпоры. Он не понял все же, с чего это Броше проявляет такую заинтересованность в его спасении. Не потому ли, что он и сам может многое потерять?

— Да, — откровенно соглашается Броше. — Именно поэтому.

Потому, что может потерять. Он молчит. Затем снова начинает говорить, уже с усилием, голос его то гаснет, то странно вибрирует — вибрирует, когда Бррше произносит имя Марго.

— Ты знаешь, — говорит он, — я люблю Марго. Вот почему я все это делаю. Для нее, а значит, и для себя. — Он молчит, затем запинающимся, почти виноватым голосом: — Она ждет ребенка. — Он говорит: — Не упрямься, Виктор. Вникни в то, что я говорю. Ты уже достаточно всего видел, чтобы понять, насколько все сложно. Тебя обманули, провели. Тобой пожертвовали, не задумываясь. Пойми, ты был лишь пешкой в чужой игре. Ради кого ты рискуешь головой? И кому твоя голова дороже, чем тебе самому? Она нужна тебе? Так спасай ее. Спасай себя.

— Где я должен себя спасать? — спокойно спрашивает полковник. — И когда?

— Сейчас. Здесь.

— А почему не завтра? Или послезавтра…

На мгновение Броше чуть было не поддается своей ненависти. Целое мгновение он раздумывает — может быть, именно так и следует поступить? Пять человек круглые сутки дежурят у его подъезда. Стоит подойти к окну и подать им условный знак — раздвинуть занавески, — и человек, вышедший из подъезда, будет немедленно арестован. Неужели он должен еще дальше терпеть этого человека, который настойчиво стремится испытать судьбу, не подозревая, что жребий уже брошен? Он начинает понимать, что все его попытки изменить ход вещей — несостоятельные попытки, не более. Это не удастся ему, как не удавалось, впрочем, еще никому другому. Тем не менее он должен попытаться еще раз. Он должен испробовать все пути. Поэтому он сдерживает себя. Он начинает все сначала, только голос у него с каждым словом становится все более тусклым.

— Ты должен помочь мне и себе. Есть только один путь, я уже говорил. Сейчас же, не выходя отсюда, ты должен полностью раскрыть всех, кто связан с этим делом. Я могу подтвердить, что ты специально проник в этот заговор. О том, что происходит здесь, не узнает никто. И не медли, Виктор, времени мало. Сделай это сейчас, немедленно.