Анастасия Дробина - Дорогой длинною

– Бери.

Он сапогом затолкал картошку в траву.

– Пусть в росе остынет… Варька! Ну, что я делать должен?

– Что делать… Откуда я знаю? - Варька кидала из ладони в ладонь горячий клубень, морщилась, роняла на траву хлопья золы. - Говоришь, что любишь девочку? Так и бери её, живи с ней. Настька тебя, сам говоришь, отпустила.

– Не могу. Всё-таки годы уже не те. У меня семья… Мальчишки ещё маленькие, Дашку пристраивать надо. И… как я с Маргиткой жить-то буду? Я через десять лет стариком стану, а она только по-настоящему бабой заделается. И найдёт себе мужика помоложе. Куда мне тогда деваться?

В монастырь?

– Так чего же ты мне голову морочишь? - рассердилась Варька. - Вставай, морэ , разворачивайся - и к жене обратно!

– "Обратно…" - проворчал Илья. И умолк, глядя в чёрное поле, откуда чуть слышно фыркала чья-то лошадь.

– Ну, не балуй! - сердито прикрикнула Варька на неё. - Илья, нельзя же так. Ведь, если подумать… Эй, кто это там идёт? Ефим, ты? Лачо бэльвель [134] Добрый вечер!

Из темноты теперь уже отчётливо послышались приближающиеся шаги, лошадиное всхрапывание. Вскоре в розовый круг света вошёл молодой невысокий цыган. В поводу он вел большого гнедого жеребца.

– Здравствуй, биби Варя! Будь здоров, Илья Григорьич!

– Ну - богатый, что ли, чяворо ? - улыбаясь, спросила Варька.

– Богаче царя небесного! - Цыган блеснул хитрыми глазами. - Вот, взгляни, Григорьич, какой красавец! До самой Сибири довезёт и пить не запросит!

– Сменял? - полюбопытствовал Илья, вставая и оглядывая жеребца. - У тебя же, кажись, мерин вислопузый в оглоблях бегал…

– Вот его и сменял! - расхохотался Ефим так, что жеребец, всхрапнув, шарахнулся в сторону. - Гаджо на Конной дурак дураком попался! Мы с Колькой его за полчаса уломали да ещё магарыч стребовали! И-их, пропал теперь мой вислопузенький… Со дня на день ведь подохнуть собирался, еле на ногах стоял, на ночь жердями подпирали!

– Ладно, чяво , ступай себе, - строго сказала Варька. - Катерина-то твоя сейчас тебе - у-у-у!..

– Что такое? - Ефим разом перестал улыбаться.

– Как что? Ты разве не два дня назад вернуться должен был? Только не ври, что всю неделю коней менял! Да Катьке тут уже такого наговорили!

Всё рассказали - и где тебя видали, и с кем, и за сколько… Поколотит она тебя, слово даю.

– Да ну… - неуверенно махнул рукой Ефим. - Баба - она баба и есть.

Поголосит и уймётся. Я ей серёжки купил. Спокойной ночи, ромалэ .

Цыган и конь скрылись в темноте. Варька задумчиво посмотрела им вслед.

– Вот Ефим - такой же потаскун, как и ты. Так от своей Катьки гуляет, что весь табор об этом гудит, в каждом городе по раклюхе [135] Здесь - любовница-нецыганка , а потом купит жене серьги или шалёнку - и ничего! Дальше живут.

– Ну-у… У людей всё по-людски, - с завистью сказал Илья. - Кабы вот Настька такая была…

–Прожил бы ты с ней тогда столько, как же.

Илья опустил глаза, занялся остывшей картошкой. Чуть погодя нехотя сказал:

– Может, и хорошо бы, если б не прожил. Я только сейчас понимать начал… Она ведь не для меня совсем, Настька-то. Ей бы князя, графа…

Чтобы на руках её носил, пылинки сдувал, смотрел на неё, как на икону…

А от меня она что видела? Телеги да грязищу на дорогах… Может, и мне надо было за себя какую-нибудь дуру-девку взять. Чтобы не рвалась романсы петь, а, как все, по ярмаркам с картами носилась…

– Угу… То-то ты и сейчас на хоровую девчонку глаз кинул. Или правда поверил, что Маргитка будет для тебя по базарам гадать?

– Да оставь ты Маргитку в покое… - поморщился он. - Скажи лучше, что делать. Деваться-то надо куда-то, Настька меня всё равно выгнала.

– Господи, а ты неужто её испугался? - притворно удивилась Варька. – Что-то я раньше за тобой такого не видела! Не валял бы ты дурака, Илья, вот что я скажу. Настька тебе жена. Семнадцать лет - не три месяца. И ты для неё не голое место. Что прогнала - правильно сделала, давно надо было так-то…

Только как прогнала, так и назад примет, если по-умному всё сделаешь.

– Это как - по-умному? - растерялся Илья.

– Перво-наперво иди в шатёр, - пряча улыбку, распорядилась Варька. – Отоспись, а то вон скулы, как ножи, торчат. И картошку доешь, что ты её уже час мучишь? А завтра видно будет. За ночь я что-нибудь придумаю.

– Варька, а как же…

– Сгинь с глаз моих, чёрт! - застучала трубкой по колену Варька. - Всю душу уже вымотал, не брат, а наказание небесное! Иди спать!

Илья обиженно доел картошку, встал, молча ушёл в шатёр. Варька вытащила из костра уголёк, не спеша раздула потухшую трубку, выпустила в темноту клуб дыма, задумалась. Табор спал. Кони всхрапывали, положив головы на спины друг другу, у соседней телеги выла на садящийся месяц собака. Небо на востоке начинало чуть заметно сереть: близился рассвет.

Илья проснулся от утреннего холода, змейкой заползшего под рубаху и пробравшего до костей. Он, не открывая глаз, протянул руку, нащупал рядом старую овчину, натянул её на себя, но сон уже пропал, да и овчина помогла немногим. В прорехи Варькиного шатра струился бледный свет, под загораживающий вход лоскут подползла розовая полоса зари. Внизу полотнище шатра было мокрым, отяжелевшим от росы. Илья с огорчением вздохнул, приподнял с подушки голову - и остатки сна разом слетели с него. Рядом, спиной к нему, у опущенного полога, сидела Дашка.

– Дадо ? - не поворачиваясь, спросила она.

– Девочка! - Илья вскочил, зашипел от боли, ударившись головой о жердь, снова сел. - Ты… ты откуда? Ты почему здесь? Ты… как ты, девочка? Ты зачем встала, зачем пришла?!

– Я не пришла, я приехала, - поправила Дашка. - На извозчике.

– Одна?!

– С Гришкой. Он там, в телеге, спит.

– Господи… - Илья сел рядом с дочерью, провёл ладонью по её лицу, волосам, взял за руку, вгляделся в неподвижные глаза, словно стараясь отыскать след болезни. - Да как же ты, девочка? Мать знает, что ты здесь?

– Нет. Мы раным-рано ушли, ещё темно было.

– Ох… - Илья даже закрыл глаза, представив себе, что будет с Настей, когда она проснётся и увидит, что Дашки нет. - А… что случилось?

Дашка расправила на коленях юбку. Стряхнув с руки бегущую по ней божью коровку, сказала:

– Маргитка уехала.

– Маргитка?.. - глухо переспросил он, почувствовав, как вдруг больно дёрнулось что-то под сердцем. - Куда?

– Не знаю. Вчера вечером.

– Уехала… - зачем-то повторил Илья.

Медленно, чтобы по звуку Дашка не поняла, что происходит, он лёг навзничь, потянул к себе рваную Варькину подушку, сжал в зубах её угол.

Слёз не было, но горло перехватило так, что он долго не мог вздохнуть всей грудью. Дашка не шевелилась, по-прежнему сидя лицом к откинутому пологу, перебирала в пальцах ткань юбки. Помолчав, сказала: