Анастасия Дробина - Дорогой длинною

– А почему он сюда приехал? Поди скажи, пусть на Живодёрку к нам едет, я сейчас на извозчика - и домой, там и поговорим… Бог мой, я его полгода не видала!

– Я ему говорил, но он торопится, кажется. Ну, что - примешь?

– Спрашиваешь! Зови скорее!

Митро вышел. Настя торопливо повернулась к зеркалу, но успела лишь поправить волосы и водворить на место брошь. Дверь, скрипнув, открылась снова, и в комнату, слегка прихрамывая, вошёл князь Сбежнев.

Князю в эту зиму сравнялось пятьдесят пять, но возраст, казалось, не коснулся стройной и подтянутой фигуры героя турецкой войны. В чёрных гладких волосах князя было мало седины, выбелившей лишь виски, и только возле чуть сощуренных глаз прибавилось морщин. Войдя, он смущённо, как мальчик, остановился у порога. Настя с улыбкой встала навстречу, протянула обе руки.

– Сергей Александрович, ну, здравствуйте, здравствуйте, князь вы мой прекрасный! Где же пропадали так долго? Ну, как Петербург, как дела ваши министерские?

– Петербург стоит на своих болотах, дела - лучше не надо, - улыбнулся князь, но улыбка эта была грустной, и Настя участливо опустила пальцы на рукав его сюртука. Князь бережно взял её руку, поцеловал запястье.

– Настя, я сейчас сидел в зале, слушал тебя. Это какое-то волшебство! Ты совершенно не меняешься, ma cher. Видит бог, как будто вчера я слушал тебя в доме графов Ворониных… Помнишь?

–Помню. Столько лет прошло… Может, и пора уж бросить вспоминать?

Настя сказала это полушутливо, но князь покачал головой:

– Бог с тобой… Это самые лучшие мгновения моей молодости. И захочу забыть - не сумею.

Настя улыбнулась. Спохватившись, указала князю на стул возле стола. За стеной в зале снова запела скрипка. Вслушиваясь в весёлую мелодию и перебирая изумрудный браслет на запястье, Настя спросила:

– Митро сказал, вы спешите? И в гости к нам на Живодёрку ехать отказались… А могли бы по старой памяти!

– И могу, и хочу. Но… - князь вынул из жилетного кармана мелодично зазвонивший брегет. - Через час я должен быть на вокзале.

– В Петербург возвращаетесь? Правду говорят, что вас помощником министра назначают? И что миссия какая-то в Париже?

– Бог мой, откуда эти сведения? - князь рассмеялся, но было видно, что он немало изумлён. - Похоже, в таборе ты всё-таки выучилась гадать.

– И по сей день толком не умею. Так, слух прошёл… Сами знаете, Москва - деревня, ничего не скроешь, а у нас на Живодёрке всякие люди бывают.

Теперь, наверное, совсем не скоро в Москве будете?

– Собственно, поэтому я и приехал к тебе.

Настя подняла глаза от браслета, пристально взглянула на Сбежнева.

– Настенька, эти слухи верны. Моя карьера сейчас находится на взлёте, и от предложения, сделанного министром, я не вижу смысла отказываться.

Ты права, теперь ездить в Москву так часто, как прежде, я не смогу. А если придётся отбыть в Париж, мы вовсе расстанемся надолго. И поэтому…

Князь, прервавшись на полуслове, вынул из кармана и положил на потрескавшуюся столешницу футляр из чёрного бархата. Настя, не прикасаясь к круглой коробочке, вопросительно смотрела на князя. Тот, помедлив, открыл футляр сам, и из его глубины сверкнула голубая искра бриллианта. Князь вынул кольцо и положил его на стол рядом с футляром.

– Настя, я прошу тебя стать моей женой.

Настя закрыла глаза. Слабо, словно через силу улыбнувшись, спросила:

– Снова, Сергей Александрович?

– Да, я рискую. Итак?..

Настя встала, медленно отошла к тёмному окну, на котором свет лампы и капли дождя рисовали картины. Мутные, расплывчатые картины из далёкого прошлого. Шестнадцатилетняя девочка-цыганка из хора в Грузинах. Князь, покорённый её красотой и голосом. Сорок тысяч - выкуп в хор за невесту, сговор с отцом, подготовка к свадьбе… Как давно это было!

– Нет… Нет. Не могу я, Сергей Александрович.

– Но отчего? - Князь встал, подошёл к Насте. Встал за её спиной, не решаясь обнять. Настя сама взяла его за руку, прижалась к ней губами. Тихо сказала:

– Боже… Сергей Александрович, дорогой вы мой, да сами-то подумайте, что с вашей карьерой после этого станется! У помощника министра - жена из цыганского хора! Над вами весь Петербург потешаться будет!

– Я вырву все языки! - взорвался князь.

– И министру тоже?- серьёзно спросила Настя, и Сбежнев невольно улыбнулся.

– Ну… для России это было бы невосполнимой утратой… Что ж, в мои годы карьера - не главное удовольствие. С радостью брошу чиновный Петербург и вернусь в луковые грядки родного Веретенникова. Кстати, ты умеешь варить вишнёвое варенье? Нет? Ну так и быть, стану варить сам. Помнится, Арефьевна меня учила, может, не всё позабыл…

– Не шутите, Сергей Александрович. - Настя выпустила руку князя, прошлась по комнате - А о детях моих вы забыли? Их ведь пятеро при мне сейчас, а женаты только Гришка и Петя. Что, я всю свою ораву вам на шею посажу?

– Настя, но ведь мальчики уже взрослые…

– Какие они взрослые? Ваньке одиннадцатый пошёл…

Князь сделал несколько шагов по комнате, остановился у окна. Стоя спиной к Насте, вполголоса сказал:

– Позволь мне всё-таки не считать это окончательным отказом. Я не тороплю тебя. Я ещё буду в Москве ближе к лету, тогда и поговорим. Ты подумаешь обо всём и, может быть…

– Хорошо… Хорошо. Подумаю, - отрывисто, не глядя на Сбежнева, сказала Настя. - И, пожалуйста… оставьте меня сейчас. Не сердитесь.

Князь поднялся, молча вышел. На столе осталось лежать кольцо с голубым бриллиантом. Настя бездумно катала его пальцами по столешнице. За этим занятием её и застал заглянувший в комнату Митро. Он подошёл к столу, взял из рук Насти кольцо, посмотрел на свет камень, присвистнул.

Утвердительно сказал:

– Опять замуж звал.

– Да.

– А ты?

Настя не ответила. Митро швырнул кольцо на стол, в сердцах бросил:

– Ну что за дура, боже праведный!

– Оставь… - поморщившись, сказала Настя, но брат не унимался:

– Дурой всю жизнь была и дурой помрёшь! Ты хоть бы подумала, как дальше жить придётся! Мальчишки твои переженятся, кому ты нужна будешь? Кто к тебе лучше Сбежнева посватается? Императора всероссийского, что ли, дожидаешься? Или Илью, этого поганца таборного?!

– Хватит.

– Чего "хватит"? Чего "хватит"?! - схватился за голову Митро. - Это ты детям своим ври, что он по делам уехал, да бабам нашим выдумками рты затыкай! А я, слава богу, не слепой и не дурак! Он от тебя с молодой сбежал, от детей сбежал, болтается чёрт знает где, а ты тут в монашки готовишься!

Ну, давай, давай, пхэнори , закапывай себя в могилу! И из-за кого?! Он подошвы твоей не стоит, я это всю жизнь говорил! Хоть бы гордость какую поимела, дура ты кромешная, не то…

– Не смей! - резко поднявшись, отчеканила она. - Клянусь, ещё слово про Илью - в тот же день уеду из Москвы. Сам будешь "Записку" петь.