Андрей Демидов - Золотая лоция

– Решма, ты что? Прямо волку в пасть заглядывал? – сказал длиннобородый голоногий человек в свалявшейся козьей дохе, ещё несколько раз всаживая в бездыханное тело зверя кинжал с хрустом, с брызгами. – Клянусь Белым Филином, ты полоумный, Решма.

– Зачем ты его убил, Палек? Он пришёл к нам. Зверь пришёл к огню, это был знак, – ответил Решма голосом гортанным и гулким, пронизывающим до дрожи.

Он произносил лютицкие слова на алеманнский лад, резко, проглатывая шипящие звуки, хотя на алеманна не был похож. Был он высокий, жилистый, резкий в движениях, без бороды и усов, стриженный коротко, по-ромейски, с широко посаженными круглыми глазами, которые, казалось, целиком состояли из зелёных зрачков. Длинный горбатый нос его начинался между бровями, высокий лоб весь в буграх и венах, приплюснутые уши без мочки и обычно завёрнутого края плотно прижимались к черепу. Неприятно поражал на лице маленький рот – щель. Под ним массивный, неподвижный подбородок. На фоне костра резко обозначились его чрезмерно длинные руки с узкими ладонями, покатые плечи и мощные ноги.

– Зверь есть зверь, – пробормотал Палек, вытирая нож ладонью. – Правда, Ждых?

– Не знаю, – ответил второй лютич, придерживая правую руку, обёрнутую сухим листом лопуха и тряпкой. – Глаза были как у человека у этого волка. Оборотень, наверное. А может, он из тех, кто не съедает, а выкармливает человеческого детёныша, когда того бросают в лесу в голодный год.

Ждых и Палек склонились над волком, обсуждая пригодность его шкуры для одежды, его зубов для ожерелья и мяса для еды, а Решма обошёл костёр и остановился рядом с кучкой хвороста.

Тут мешком лежало тело, связанное по рукам и ногам, с кляпом во рту, трусливо моргающее маленькими глазками.

– Не спится? – с издёвкой спросил Решма, легонько пнув тело ногой. Затем он вытащил и брезгливо выбросил кляп – обслюнявленный комок сосновой коры. – Что заворочался, ручонки затекли? Говорить будешь?

– Отпусти, чужеземец, все скажу. Отпусти, – отозвалось тело по-фризски.

– Хорошо. Хочешь рыбной похлёбки с пшеном? – Решма сказал это как хозяин корчмы, расхваливающий свои харчи. – Только говори правду. Я ведь не враг тебе. Я отпущу тебя, клянусь всеми богами. Эй, Палек, Ждых, тащите его к огню и развяжите руки. Только руки.

Лютича приволокли к костру, развязали, зло ругая свои же замысловатые узлы, усадили рядом с трупом волка, всучили в трясущиеся пальцы деревянную лоханку с дымящимся варевом.

Решма сел рядом, скрестив ноги, и огляделся. Его окружали молодой ельник вперемешку со старыми сухими ивами, туман, дым, зарево близких становищ, холодная земля, покрытая клочками прошлогодней травы и жёлтой хвоей, чёрная река и чёрное небо без звёзд. Он брезгливо посмотрел на почтительно затихших неподалеку лютичей, затем на фриза, воняющего собственными испражнениями и ловящего пальцами куски сала в лохани.

– Ну! – Решма вынул из складок шёлкового балахона маленькую, квадратную монету с отверстием посредине и взвесил на ладони. – Это золотая монета Срединного царства. Откуда ты её взял?

– Я никогда не видел таких, – глотая похлёбку через край и давясь, поспешил ответить фриз.

– Один кожевенник из Эливгара сказал, что он выиграл эту монету в кости у фриза из Шванганга по имени Юхо – Рябой. Мне очень нужно знать, откуда она у тебя. Иначе мои подручные не стали бы выкрадывать тебя из объятий продажной женщины и волочить на себе, бить, морить голодом и жаждой. – Решма поднёс монету к глазам, разглядывая фриза через дырочку. – Нехорошо, Юхо, меня обманывать.

– Он всё врет, этот кожевенник. Там был ещё один человек. Он и расплатился этими монетами. Спросите у него, мой господин. – Фриз съежился.

– Не могу. Они умерли, оба! – с сожалением сказал Решма и резким движением выбил миску из рук фриза. Она несколько раз перевернулась, освобождаясь от остатков похлёбки, и плюхнулась в огонь. – Я буду отрезать от тебя маленькие кусочки и запихивать тебе в рот, а ноги твои будут лежать в костре. Хочешь?

– Нет.

– Говори.

– Я украл монеты у одного богатого авара, на ярмарке в Шванганге, ещё до разлива Одера. С ним было трое телохранителей и десяток рабов-моравов на продажу. Я выслеживал его. Меня в толпе на него толкнул мой помощник, нарочно. Этот авар меня чуть не убил, но я убежал. С его сумкой. Клянусь, так и было.

– Как его звали?

– Не знаю, мой господин.

– Как он выглядел?

– Жёлтый, узкоглазый, безбородый. – Фриз облизнулся, закатил глаза. – На скулах много рубцов от порезов. В парчовом халате. Он как заметит знатного путника, так сразу ведёт к себе угощать. Беседовать любит. Жена его третья по счёту, те, что были до неё, – умерли. Одна при родах, другую он сам зарезал из ревности. Жена ныне здравствующая злая такая, мужа в клещах держит. Вот он и волочёт гостей.

– Про жён ты хорошо сказал. Но вот авар – жёлтый, скуластый… Авары все так выглядят.

Решма кинул монету лютичам, а фриз проводил блеснувшее золото жадным взглядом.

– Ты получишь десять безанов, если поможешь мне.

– Он… У него… На шапке лента. Чёрная. С изображением птицы. Цапли. И на груди серебряная бляха с цаплей. Тяжёлая. – Фриз замолчал и уронил голову, словно сказанное отняло у него последние силы.

– Хорошо. Куда этот авар потом делся?

– Я видел его на пристани. Он грузил в лодку какие-то корзины, а потом ушёл вверх по реке, ещё до половодья. Было много льда, а я отравился старым вином.

– Мне кажется, ты говоришь правду. Кто может подтвердить твои слова?

– Мой помощник, Панодис. Он грек. Бывший раб. У него клеймо на лбу. Я могу указать, где он живёт, мой господин. Только он уже неделю как в Эливгаре. Пока не вернулся. Я правду говорю.

Фриз изловчился, перевернулся и, упав к ногам Решмы, захныкал, ударяя плешивой головой о землю:

– Пощади, великодушный, рабом твоим буду, воровать буду для тебя. Половину, нет, нет, всё буду отдавать, во имя всех богов!

– Панодис? – сам себе сказал Решма, потирая подбородок. – Был, был такой грек с китайскими монетами. Совпадает. Так. Теперь тем более надо идти вверх по реке, к Моравии, к Вуку. – И уже по-лютицки сказал отчётливо: – Ждых, убей его и брось в реку. И волка тоже в воду… Воняет. Странный этот волк… Нет, волка разделайте, осмотрите внутренности, и особенно голову. Если найдёте что железное, разбудите меня.

Решма подтянул к себе нагретую костром шкуру, лег на неё спиной к огню и задремал. Лютичи же, несмотря на это, стали кланяться ему, полагая, что щедрый чужеземец даже с закрытыми глазами видит всё, слышит и чувствует.

Когда с Юхо было покончено, тихо, без криков, а от волка осталась только бурая лужа и кусочки мяса, уложенные запекаться в угли, лютичи устроились поодаль от хозяина, в ожидании трапезы.