Надежда Колышкина - Боги Звери Люди

– Ах, Гор, поверь, это счастье – быть вечно молодым! Ты и в памяти людей останешься как Гор-Дитя, потому что у тебя душа ребенка. А мы, в каких бы сиятельных видах ни представали, запомнимся старыми бородатыми дедами.

– Не наговаривай на себя! – воскликнул Гор. – Ты же бог, а значит, не можешь постареть.

– Постареть не могу, а устареть – вполне, – Гермес поправил корону на голове ученика, заодно посмотревшись в нее, как в зеркало. – Люди, устав от моих проповедей, отринут меня, книги мои сожгут, а о Зевсе будут вспоминать, как о старом волоките, который только и делал, что приударял за красотками. Правда, каждый будет стремиться доказать, что именно его прапрабабушка согрешила с Зевсом. Да и о других богах останется пара-тройка неправдоподобных историй, не более того.

– Невеселенькая перспектива, – уныло проговорил Гор. – Зачем же нам строить хранилища Памяти и Мудрости, если все так безнадежно?

– Увы, мой друг, косный мир сохранней живого, но сохранней всего – идея, воплощенная в мысль. Может случиться, что на Земле прервется живая память, но жизнь бесконечна, и, когда на новом витке человечество созреет для восприятия отвлеченных понятий и отвергнутых некогда идей, наши хранилища будут незаменимым подспорьем, так сказать кладезем мудрости.

Гор слушал учителя с явным недоверием.

– Ты откуда это знаешь? Все знают, что Уран лишил Кронидов и их детей провидческого дара.

– Провидческого лишил, а пророческого забыл лишить. Считай, что это мое пророчество.

– А когда оно сбудется?

– Имей терпение. Ты все-таки бог или дитя?

– Готов согласиться, что я – Бог-Дитя, – и Гор весело рассмеялся.

– Вот так-то лучше! – улыбнулся Гермес. – Может быть, я чуть сгустил краски, но в целом это вполне ожидаемая парадигма развития. Вся наша суета здесь, на Земле, ни к чему хорошему не приводит. Погрязнув в мелочах повседневности, мы воспринимаем путь прямолинейного развития как единственно верный, а это в корне неверно. Работая с людьми, мы сами лишаемся всеохватного кругозора, и нам начинает казаться, что причинно-следственные связи имеют строго направленный вектор. И людей мы окончательно запутали.

– Да, я заметил, что жрецам с трудом даются твои книги, – согласно кивнул Гор.

– Зло не в книгах, а в нас самих, – вынес беспощадный приговор Гермес. – Книги люди когда-нибудь освоят или хотя бы приучатся их хранить. А о нас в их памяти останутся только страшные сказки. Меняя лики, личины, ипостаси, мы привлекаем к себе сиюминутный интерес, но это интерес ребенка к новой игрушке, не более того.

– Да, я знаю, – подхватил Гор. – Человеку не дано понять и познать суть Бога как единого, вездесущего и непроявленного Духа, питающего и творящего все живое, – проявил ученость, почерпнутую из книг Гермеса, его верный ученик. – Они же верят только в то, что можно увидеть, пощупать, понюхать или съесть.

– Ты пропустил «убить», – горько улыбнулся Гермес.

– Да, эту реальность земной жизни они усвоили очень хорошо, – согласно кивнул Соколенок. – А более высокие материи им не по зубам.

– И все-таки, если стоит что-то обсуждать на Совете, то это необходимость введения идеи единобожия. Возможно, она несколько преждевременна, – Гермес жестом остановил Гора, пытавшегося что-то возразить, – но иной раз семена всходят и на каменистой почве.

Соколенок слушал своего Учителя, на глазах превращаясь в Гора-Властителя обоих горизонтов.

– На каменистой почве Меру, насколько я понял, зреет прямо противоположная идея, – рассудительно сказал он. – Ведь титаны получили свою мощь из единого источника, и попытка уничтожить их – что заведомо невозможно – или хотя бы ослабить их влияние есть прямая дискредитация единой созидающей силы, которая, кстати, питает и нас. Прости, Учитель, но я напомню тебе твой же принцип: «Познав – молчи!», который ты так старательно вдалбливал в головы жрецов. Настоятельно советую тебе самому его придерживаться. Иначе тебя на этом вашем Совете просто заклюют.

– Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа! – воскликнул Гермес. – Пожалуй, я тебя действительно недооценивал…

– Да брось! Это все твои уроки, – скромно потупил свои яркие очи Соколенок, вновь превращаясь в Гора-Дитя. – Сам бы я до этого никогда не додумался. Только я жаждал услышать другое: – «Ты настоящий друг, и я верю в тебя! Полетели вместе на Меру».

– Ты будешь на Меру, – серьезно сказал Гермес. – И запомни, друг познается в беде. И когда мне потребуется помощь, ты об этом узнаешь и окажешься рядом, без всякого моего разрешения и приглашения. А пса я на тебя оставляю, тем более что у вас теперь одна корона на двоих.

Гермес окинул прощальным взглядом окрестности.

С холма Бен Бен открывался чудный вид. Тени златоверхих обелисков пересекали узкими лентами площадь, стараясь дотянуться до храма, перламутрово блестел, нежась в лучах заходящего солнца, Нил.

– Да, кстати, извинись за меня перед Маат, что не зашел проститься. Скажи, срочно улетел в командировку или придумай что-нибудь сам. Она все равно не поверит, но сказать что-то надо. Кстати, запомни, самая мудрая богиня, как и самая наивная пастушка, могут простить обман, но пренебрежение – никогда.

– Спасибо, Учитель. Я тебя не подведу.

Чертоги Зевса обставлены с мрачноватой роскошью. Окна задернуты пурпурными шторами, свисающими тяжелыми складками на темно-синий пол, искрящийся россыпью звезд. Зевс лежит на полукруглой кушетке, сосредоточенно разглядывая план яйцеобразного зала, начертанный на свитке из телячьей кожи. За его спиной застыл навытяжку прелестный юноша, роскошно одетый, весь в бархате и блестках. Зевс бормочет раздраженно, помяв пальцами пергамент:

– Убить быка только для того, чтобы изготовить из его шкуры такую дрянь! Вот так они ценят своих помощников. А Гермес еще грамоте их обучил, вот и изводят теперь благородных животных на никчемные поделки. Кстати, где этот шельмец пропадает?

Обернувшись, замечает мальчика. Тот радостно выпаливает:

– Я, господин, тоже не люблю читать, а особенно писать. А быков, позвольте сообщить, люди убивают для того, чтобы их кушать.

Зевс смущенно хмыкает и, нахмурив брови, беззлобно ворчит: – Тебя, Ганимед [28] Ганиме́д – прекрасный юноша, сын троянского царя Троса. Из-за своей необыкновенной был похищен Зевсом на Олимп. , я ни о чем не спрашивал. Твое дело амброзию подавать. Не видишь, что ли, – мой кубок пуст?

Мальчик склоняется, чтобы пополнить кубок и чуть не падает на своего господина, поскольку в этот миг, взметнув тяжелую штору, в комнату врывается снежный вихрь. Мальчик в страхе отступает, запахивая полы расшитой бисером накидки, и обиженно бормочет: