Жеральд Мессадье - Царь Давид

Среди солдат наметилось движение к вершине холма. Ионафан прошел сквозь толпу. Рядом с ним – Давид. Они остановились перед импровизированным алтарем, установленном на четырех больших камнях. На нем соорудили костер, пока еще не зажженный. Священник стоял рядом с царем. Ягненок блеял. Один солдат держал голубя.

Раздались голоса священника и Саула:

– Прими, Господь, наш единственный Бог, эту жертву.

Саул перерезал шею ягненка, который судорожно дернулся. Кровь была собрана в медную чашу. Солдат принес священнику факел, который тот просунул под поленья. Пламя затрепетало на ветру и охватило дрова. Саул положил шкуру ягненка в этот огромный огненный цветок.

– Прими, Господь, наш единственный Бог, эту жертву от твоих детей, признательных за победу в этот день, за прошлые и будущие твои благодеяния во веки веков!

Священник повернулся и спросил:

– Где победитель?

Ионафан подтолкнул к нему Давида. Священник взял голубя и положил ему в руку вместе с ножом:

– Принеси в жертву этого голубя и повторяй за мной то, что я буду произносить.

Давид перерезал голубиную шейку.

– Дай крови стечь. Прими, Господи, наш единственный Бог, эту жертву от твоего признательного и послушного сына…

– Прими, Господи, наш единственный Бог…

– … за твою руку, направлявшую мою руку, и камень, которым были повержены твои враги…

Давид задумался над словом «послушный». Кого он слушал, если не самого себя?

– За твою руку, которая направила мою руку… – сказал он по знаку священника и бросил голубя на горящие угли.

Правда ли, что рука Господа направляла его руку? Все эти мысли были новыми для Давида.

Солнце краснело над горизонтом со стороны Бетеля, большого моря. Внизу лагерь филистимлян закончил свое существование.

Царь плеснул вина в огонь, потом опорожнил флакон с маслом, а другой с молоком. Наконец он вылил чашу крови на костер.

Жертвоприношение закончилось.

– Наш отец, должно быть, уже беспокоится, – сказал Давид Елиаву, находившемуся рядом. – Мне нужно вернуться.

– Ты не можешь уйти сейчас. Будет праздник, на котором, вероятно, царь сообщит о твоем награждении, – ответил Елиав. – Мы отправили отцу сообщение.

Священник встал напротив Давида. Немного больше тридцати лет, холодный взгляд. Он коснулся руки Давида.

– Бог тебя отметил, – сказал он и ушел.

Затем к Давиду подошел человек из окружения Саула.

– Царь приказал искупать тебя для праздника, который состоится сегодня вечером.

Бухточка, устроенная на берегу ручья, служила местом омовений. Можно было сесть на несколько больших камней, чтобы омыть ноги. Чашу использовали, чтобы выливать воду на голову. Там уже было много солдат, одни из них стояли в воде, другие вытирались полотенцами, которые тут же развешивали на веревке.

Давид наклонил голову и начал раздеваться, немного смущенный присутствием такого количества людей. Ему не потребовалось много времени для раздевания. Сандалии, жилет из шкуры, повязка, юбка из грубой шерсти, завязанная на бедрах пеньковой веревкой, – его спутник брал одно за другим и вешал на руку. Когда Давид вымыл волосы, тот сам высушил их; потом вынул флакон пахучего масла и, не обращая внимания на протесты Давида, вылил его на дикую шевелюру. Наконец он расчесал ее с помощью костяного гребня. Уже одевшиеся солдаты наблюдали за сценой, и Давид, обнаженный, чувствовал смущение, в то время как мужчина наряжал его.

– Я… я не привык. – сказал он.

– Ты наш герой, – сказал с нежностью один солдат. – Ты должен быть красив, как царь.

– Хотел бы я быть на твоем месте, – сказал другой. И, отстранив адъютанта, сам закончил причесывать молодого человека, осторожно и почти с нежностью прикасаясь к его волосам.

Давид повернулся, чтобы встать лицом к этим солдатам, и с восхищением и дрожью заметил ту любовь, с которой они все смотрели на него. «Ты – наш герой». Слова отзывались в его голове. Потом он поискал свои одежды и не нашел их. Его спутник протянул ему тунику.

– Это не моя, – прошептал Давид.

– Отныне она твоя. Сам царь дарит ее тебе.

Он потрогал одежду. Тончайший лен. Юноша скользнул в нее. Вместо льняной юбки ему дали кожаную, новую, крепкую и мягкую одновременно, потому что ее долго дубили. По бокам ее подвязали кожаными подвязками.

– А мой жилет? – спросил Давид.

Адъютант протянул ему бронзовую кольчугу.

– Я всего лишь пастух, – промолвил Давид. – И я пойду пасти овец в этом наряде?

– Я думаю, что ты будешь пасти других овец, – ответил адъютант, важно улыбаясь.

Солдат с силой сжал ему плечо. Давид обернулся; человек был одноглазым, но его единственный глаз сверкал, как два.

– Я бы хотел, чтобы мои сыновья были такими же, как ты, – сказал он ему. – Понимаешь? Для всех нас ты – наш сын и брат. Нам доставляет удовольствие видеть тебя таким нарядным и осыпанным подарками.

Давид, немного растерянный, положил свою руку на руку солдата, кивнул головой и завязал юбку. В это утро он похвастался убить великана, наводившего ужас на иудеев. И вдруг он осознал величину своей победы: это была такая сила, о которой он прежде не подозревал и которая объединяла людей и формировала из них народ. Но сейчас у Давида не было желания размышлять; тысяча глаз смотрели на него, подстерегая малейший из его жестов.

– А мои сандалии? – спросил он, улыбаясь.

Ему протянули новые сандалии с подошвами, украшенными медью.

– И все же я хотел бы вернуть свою одежду, – сказал Давид. Ему ее вручили. Когда он полностью оделся, заметил, что собралось уже более сотни людей с факелами, пришедших посмотреть на него. Они провозгласили его здравие и проводили к царской палатке.

Кто-то поднял перед ним портьеру. Палатка была освещена десятками ламп, поставленных на пол, далеко от стен, на плоских камнях. Саул находился в центре группы людей, большинство из них Давид уже видел: священник, сыновья Саула, его собственные братья. Лишь только он дошел до середины палатки, как Саул пошел ему навстречу, раскрыв объятия, обнял его с нежностью. Начался пир. Пир был военный, по правде говоря, – ягненок на вертеле, жареная птица, суп из зерна и салаты, но это был пир в честь Давида.

– Этот безоружный юноша поразил филистимлян самым страшным оружием – гневом божьим, – сказал царь. – Он доказал, что мужество сильнее оружия.

Немного растерянный, Давид опустил голову.

– Господь с нами, – произнес священник. И повернулся к Давиду: – Ты давно пользуешься пращой?

– С детства, – ответил Давид. – Это мой отец научил меня искусству обращения с ней.

Священник протянул ему кусок ягненка на конце своего ножа. Давид понял, какая ему была оказана честь. И все же, несмотря на все почести, он ощущал себя пленником. В этот вечер Давид научился носить маску. Он поднял смеющиеся глаза. Юноша спросил самого себя, почему царь не предложил ему дочь. Солдаты в Вифлееме говорили, что именно это будет ему наградой за победу над Голиафом. Он также спросил себя, какой будет обещанная плата. Возможно, было бы лучше не получать ни того ни другого, так как это усилит невидимые путы, связавшие его. Он сожалел о вчерашнем дне, когда он играл на лире в полях.