Владимир Ян - Чингиз-Хан

– Только в Иран или в Индию!..

– Нет! Нам остались на выбор только два решения: мужество борьбы или позорная смерть в изгнании. Мы с войском выйдем в открытое поле, чтобы схватиться с татарами... Мы будем стремительны, как удар молнии, и неуловимы, как ночные тени... Ты прославишься как великий полководец!.. Не медли, действуй!

– Ты не полководец, — сказал величественно шах, подняв палец, украшенный алмазным перстнем, — ты храбрый джигит, ты можешь быть начальником даже нескольких тысяч джигитов, которые, как безумные, налетают на врага... А я не могу поступать, как храбрый, но безумный джигит. Я должен все продумать, все предусмотреть. Я решил иначе. Я с тобой отправлюсь в Келиф, где буду охранять переправу через реку Джейхун.

– А нашу родную страну бросишь? Тогда народ будет прав, посылая проклятия всему роду хорезм-шахов за то, что мы умели только сдирать с него подати, а в день опасности бросили его на растерзание татар!

– В Иране я соберу огромное свежее войско.

– Нет, падишах! Теперь надо действовать теми силами, которые у тебя в руках. Поздно обучать другое войско, когда твое остается без вождя, укрывшись за стенами. Войско готовят двадцать лет для того, чтобы одержать победу в один день. Едем в Самарканд! Я буду драться простым джигитом рядом с тобой!..

– Нет, нет! Приказываю тебе отправляться в Балх и собирать там новое войско. Счастье покинуло меня...

– Счастье? — воскликнул с яростью Джелаль эд-Дин. — Что такое счастье? Разве счастье может покинуть смелого? Нельзя убегать от счастья! Надо гнаться за ним, нагонять его, хватать за волосы и подгибать под свое колено... Вот как добиваются счастья!..

– Довольно! Ты навсегда останешься взбалмошным джигитом! Ты не сможешь спасти от крушения великий Хорезм...

Хорезм-шах торопливо спустился с беседки и, задыхаясь, быстро направился к террасе дома, где были разостланы ковры с обильным достарханом. Там, совершив молитву, шах приступил к еде, расспрашивая о дорогах, переправах, и, не докончив обеда, приказал подавать лошадей.

В Отраре Чингиз-хан оставил сыновей Угедэя и Джагатая с частью войска и сказал им:

– Вы будете осаждать город Отрар, пока не захватите живьем начальника Инальчик Каир-хана. Приволоките его ко мне на цепи. Я сам назначу дерзкому небывалую казнь.

Старшему сыну Джучи он приказал взять города Дженд и Енгикент. Остальные части своего войска каган направил в разные стороны.

Алак-нойона с пятью тысячами всадников Чингиз-хан послал к городу Бенакету, где стоял отряд кипчаков. После трех дней осады жители выслали стариков и просили пощады. Алак-нойон приказал, чтобы все мужчины вышли из города и построились в поле — отдельно воины, отдельно ремесленники и прочий народ. Когда воины сложили в указанном месте свое оружие и отошли, монголы всех их перебили булавами, мечами и стрелами. А из остальных пленных монголы выделили самых сильных юношей, разделили их по тысячам, сотням и десяткам, поставили над ними своих начальников и погнали дальше, как скотину, чтобы они ломали стены осаждаемых городов и первыми шли на приступ.

В пути к ним примкнули другие монгольские и союзные отряды, так что у Алак-нойона собралось около восьмидесяти тысяч воинов. Они подошли к городу Ходженту, омываемому быстрой и многоводной рекой Сейхуном. Жители города возложили свои надежды на неприступность старинных высоких стен и отказались сдаться.

Начальником войск города только что был назначен Тимур-Мелик, искусный в военном деле, известный смелостью. упорством и прямотой. Он успел соорудить высокую крепость на острове посреди Сейхуна в том месте, где река расходится на два протока, и сложил там запасы оружия и еды.

Когда прибыли монголы и пригнали захваченных пленных, тогда под ударами плетей и мечей мусульмане полезли штурмовать стены Ходжента. Жители его, не желая драться с братьями своего народа, решили прекратить защиту.

Тимур-Мелик с тысячью отважных джигитов переплыл реку, захватив все суда, и укрепился ка острове. А жители Ходжента выслали к монголам знатных лиц с мольбой о пощаде и отворили ворота. Монголы немедленно разграбили город.

Монголы обстреливали крепость на острове из метательных машин, но камни и стрелы до укреплений не долетали. Тогда монголы выгнали из Ходжента всех юношей и, присоединив к ним пленных из Бенакета и других селений, собрали на обоих берегах реки около пятидесяти тысяч человек. Разделив их на десятки и сотни, монголы гоняли их за три фарсаха 100 к ближайшей горе и заставляли таскать оттуда камни, чтобы загородить плотиной реку.

Тимур-Мелик тем временем изготовил двенадцать плотов, закрытых сверху для защиты от огня мокрыми войлоками с глиной. По сторонам были оставлены прорези для стрельбы. Ежедневно на рассвете он направлял в каждую сторону реки по шести плотов, и воины его отчаянно бились с монголами, а монгольские стрелы с горючим составом их плотам не вредили.

По ночам Тимур-Мелик устраивал вылазки, внезапно нападал на спящих монголов, так что монгольское войско постоянно находилось в тревоге.

Китайские инженеры, сопровождавшие монголов, построили новые, более мощные дальнобойные машины. Катапульты, выбрасывавшие камни и большие стрелы, начали наносить сильный урон воинам Тимур-Мелика. Видя, что дело его становится безнадежным, Тимур-Мелик в темную ночь, приготовив семьдесят судов и плотов, сложил на них пожитки и посадил воинов. Внезапно на всех судах запылали костры и факелы, и огненным потоком они понеслись вниз по реке, увлекаемые ее бурным течением.

Монгольское войско погналось за ними по обоим берегам Тимур-Мелик направлял лодки и плоты туда, где показывались монголы. Стрельбой из луков он отгонял их и направлял суда дальше. Приплыв к Бенакету и одним ударом перервав цепь, протянутую монголами через реку, суда и плоты пронеслись мимо.

Опасаясь, нет ли еще на реке более сильных преград, Тимур-Мелик, заметив близ Бар-Халыгкента большие табуны, пристал к берегу и, посадив воинов на коней, поскакал в степь; монголы его преследовали. Воинам Тимур-Мелика приходилось останавливаться, сражаться, отгонять монголов и затем снова пробиваться вперед.

Никто не хотел сдаваться, и только немногие спаслись, проскользнув ночью между монгольскими лагерями. Тимур-Мелик остался с несколькими воинами, но продолжал отбиваться, направляясь все дальше в степь, надеясь на силу своего коня.

Когда последние спутники Тимур-Мелика были убиты, а в колчане его осталось всего три стрелы, за ним гнались уже только три монгола. Стрелой он попал в глаз одному монголу и бросился на остальных. Те повернули коней и ускакали.