Н. Могильный - Этюды о питании

Шел, шел и дошел до того постоялого двора, где раньше останавливался.

«Совсем я отощал, да и ноги больше не гнутся, все равно мне до дому сегодня не дойти. Зайду переночую у знакомого сидельца».

Зашел, поздоровался. Хозяин постоялого двора узнал старика, ласково встретил:

— Садись отдыхай, добрый человек! Коли не побрезгуешь нашим угощением, заказывай попить-поесть с дороги.

А старику и холодно и голодно. «Дай попробую, чем меня наградил Полуночник!» Велел подать ужин, да и вина спросил. Выпил рюмку-другую и захмелел с устатку. Зовет сидельца:

— Садись, хозяин, и своих всех зови, да что есть у тебя в печи, все на стол мечи! За все рассчитаюсь, в убытке не останешься.

Хозяин засуетился, наносил разных кушаньев да всяких напитков, позвал жену да детей, и все стали угощаться.

Пьют, едят, а сидельцу не терпится узнать, какая у старика диковина есть. Все новых и новых кушаньев требует, а чем станет рассчитываться?

Терпел, терпел сиделец и говорит:

— Ну, добрый человек, спасибо за угощение, пора отдыхать. Завтра ведь рано, чай, пойдешь — рассчитаемся за все сегодня.

Старик достал из-за пазухи кошелек-самотряс. Тряхнул раз, другой — и посыпалось серебро да золото. Натряс, насыпал полное блюдо денег:

— Бери, хозяин, все твое — у меня этого добра хватит!

А сиделец уставился на старика, сидит молчит. Потом схватил блюдо, стал деньги руками перебирать: деньги правильные, золото да серебро настоящее.

— Вот это диковина!

Повалился гость спать и уснул крепким, непробудным сном. Спит, беды над собой не чует, а беда-невзгода тут как тут.

Разыскал сиделец такой же кошелек и подменил стариков кошелек-самотряс.

Поутру раным-рано вскочил старик и пошел домой.

Дома только через порог переступил, выхватил из-за пазухи кошелек, показывает:

— Не бранись, старуха, на этот раз не обману! Подай скорее лукошко — денег натрясу, и ступай на базар, покупай чего надо.

Поглядела старуха:

— Кажись, тверезый.

Тряхнул старик кошелек раз, другой — выпала старая медная пуговица — и больше ничего нет. Снова стал трясти кошелек. Тряс, тряс — нет ничего.

Тут старуха давай старика потчевать тем, что под рукой было. Бьет, а сама плачет, приговаривает:

— Ох ты, пустомеля, пустозвон, загубил меня, горемычную! Всю жизнь с тобой промаялась, хорошего дня не видывала, а на старости лет и совсем ума рехнулся, день ото дня глупее становишься!

Била, покуда лукошко не рассыпалось, потом кинулась за кочергой.

А старик — давай бог ноги — выскочил из избы и бежал до тех пор, покуда деревня из глаз не скрылась. Остановился: «Ну куда теперь податься? Старуха бранится да дерётся, а мне после таких обманов и на глаза ей показываться стыдно. Покуда управы не найду, домой не ворочусь. У ж не подменил ли сиделец скатерть-самобранку да кошелек-самотряс? Либо ветер Полуночник насмехается? Пойду к своему названному брату: сиделец, коли и подменил скатерть да кошелек, все равно не повинится».

В третий раз пошел старик к высокой горе.

Ветер Полуночник дома был. Вышел он из избы и неприветливо встретил названного брата:

— Я все про тебя знаю. Опять меня не послушался, пеняй теперь на себя! На вот тебе эту суму и живи своим умом. Пристигнет нужда — встряхни суму да скажи только: «Двое из сумы!» — и увидишь, что будет. А теперь прощай!

Ничего больше не сказал Полуночник, засвистел, загикал, взвился под облака и улетел за тридевять земель, за тридевять морей.

Надел старик суму и поплелся обратно. Идет и думает: «Хорошо бы попить, поесть! Дай-ка попробую суму». Снял суму, встряхнул и говорит:

— Двое из сумы!

В ту же минуту выскочили из сумы два молодца и принялись старика бить-колотить. И до тех пор били-молотили, покуда он не догадался крикнуть:

— Двое в суму!

Сразу молодцы скрылись, будто век их не бывало.

Старик бока почесывает, а сам думает: «Неспроста Полуночник мне эту суму дал». И тут догадался: «Да ведь как с умом, так сума сослужит хорошую службу!»

Надел суму и стал свой путь продолжать.

Долго ли, коротко ли шел и добрался до знакомого постоялого двора:

«Вот где дело для моей сумы найдется!»

А хозяин увидал старика в окно и выбежал на крыльцо:

— Заходи, заходи, гость дорогой!

Привел в горницу и вьюном около старика вьется:

— Кафтан вот сюда повесим, а батажок в этот угол поставим! Пододвинул скамейку к печке:

— Садись, грейся, а я велю на стол собирать. Сегодня мой черед тебя угощать.

Суетится, кричит:

— Жена, жена, радость-то у нас какая! Поди сюда! Выбежала хозяйка, ласково, приветливо поздоровалась. А сиделец шумит, не унимается:

— Живо на стол собирай! Ставь самые хорошие кушанья да сладкой водочки побольше подай!

Стол накрыли, всякой снеди нанесли. Старика усадили на самое почетное место:

— Пей, ешь, гость любезный, да сказывай, где побывал, чего повидал! Мы домоседы — нигде не бываем, ничего не знаем. Что на белом свете творится?

Старик угощается да беседу ведет, а сиделец от сумы глаз отвести не может, подливает гостю вина:

— Отведай вот этого еще, не обижай отказом!.. Кланяйся, жена, потчуй гостя дорогого!

Смекнул старик: «Не иначе, как к суме сиделец подбирается». Сам пьет-ест, усмехается.

Пировали-столовали, сиделец не утерпел и спрашивает:

— Скажи, гостенек любезный, что у тебя в этой суме — поди, опять какая-нибудь диковинка?

Отвечает старик:

— Это не сума, а из чудес чудо. Только встряхнешь ее да скажешь: «Двое из сумы!» — как появятся чародеи и все, что пожелаешь, сделают для тебя. Вот какая это диковинка!

Слушает сиделец старика, умильно на него поглядывает, а сам думает: «Ну, не я буду, коли этой сумой не завладею!»

Попировали, поужинали, повели гостя в дальний покой, уложили на мягкую перину:

— Спи, отдыхай!

А сидельцу не спится. Добыл он точь-в-точь такую же по виду суму и, как уснули все в доме, пробрался в гостев покой, повесил на гвоздь свою суму, а старикову унес в свою горницу.

Разбудил жену:

— Погляди, что я принес. Теперь все мои желания исполнятся. Перво-наперво пусть чародеи поставят мне дворец краше царского да имение большое дадут, и станем мы барами жить-поживать!

Встряхнул суму и крикнул:

— Двое из сумы!

Выскочили из сумы два молодца с дубинками и принялись сидельца с женой потчевать, только дубинки посвистывают. Хозяин с хозяйкой кричать боятся, а молодцы из сумы бьют-колотят.

Невмочь стало терпеть, стал сиделец просить-молить:

— Смилуйтесь, добрые молодцы, пощадите нас! Пригоршни денег насыплю!

А Двое из сумы знай молотят сидельца с женой, будто горох на току.

Бьется хозяйка, плачет. И сиделец закричал благим матом:

— Караул! Спасайте!

Старик услышал крик да шум — лежит, посмеивается. А сиделец безутешно кричит-надрывается: