Жанна Стафеева - Нет мира в конном мире. Часть 2. Выход?

И ее тоже нужно очень сильно любить, даже если она безобразничает и шалит.

Собственная лошадь – это вовсе не предмет престижа. Это огромная ответственность. За беззащитное животное, бесконечно вам преданное. И вы никогда не будете на сто процентов уверены, что в ваше отсутствие о ней будут по-настоящему заботиться.

Многие профессионалы конного мира воспринимают лошадь иначе – как средство реализации собственных амбиций, своих, далеко не всегда благовидных целей, а некоторые спортсмены вообще считают, что лошадь – это спортивный снаряд. Именно поэтому так много лошадей «вставших» и не желающих прыгать, лошадей с сорванной психикой, лошадей с жуткими и безобразными травмами.

Помню одного тренера в клубе «Ольгино», где стоял мой незабвенный Хуторок. Я выехала шагать на разминочное поле, а на боевом уже прыгал мастер. Судя по хлопьям пены на груди чистокровного Рожка, прыгал он давно. Из гнедого этот конь стал почти черным. Мы с Хуторком отшагались, отработали минут сорок, снова отшагались и пошли заводиться. «Мастер» спешился, снял седло, перестелил сухой вольтрап и прыгал еще часа два. А потом довольно заявил коноводу, бросив ему несчастное животное, что хорошо зарядился. Рожок минут двадцать не мог переступить порог конюшни. Спину «мастер» ему оторвал окончательно…

Лошадей губят не только амбиции человека, но и его алчность. То сено, в котором был мышьяк, скверно пахло, но его скормили, желая сэкономить. Конюхи, было, запротестовали, но натолкнулись на глухое сопротивление руководства. Итог был печален; два трупа и полтора десятка других лошадей-инвалидов, которые уже никогда не станут полноценными и не смогут раскрыть всех своих спортивных задатков.

Моим Харлею и О Харе повезло. Они предпочли остаться голодными, чем есть это странное сено. Их анализы были совершенно чистыми. Из трех моих лошадей две остались в живых.

Хозяйка конюшни «Экополи» Юлиана моих претензий не приняла.

– Мои лошади тоже пострадали, – гордо заявила она, поджав губы и вздернув подбородок.

Сил на то, чтобы скандалить и «качать права», у меня не осталось. Я просто забрала Харлея и О Хару на другую конюшню, заплатила за отравленное сено и утилизацию моего бедного Весеннего Бала и молча ушла.

Позвонила Марии Латыниной в Москву. Спортсменка была неподдельно расстроена моими печальными новостями. Помолчали, погоревали, пожелали Балу зеленых лугов.

Я долго думала, чем же я вызвала такой удар судьбы. Почему и Весенний Бал тоже ушел? Может быть, это был убыток, жертва. И довольно весомая, поскольку перед смертью Бал «тянул» тысяч на пятнадцать евро. Но за что? Почему? И почему в моей жизни наступила черная полоса? Когда в жизни человека накапливается много вопросов, на которые он не может ответить себе сам, ему требуется найти на них ответы хоть у кого-нибудь!

Каждую ночь, ложась спать, я просила Рафаила посетить меня. Но посланник Божий упорно не желал нашей новой встречи. Словно я была ее недостойна. А ведь я на самом деле не ходила в храм на исповедь и причастие. Может в этом все дело?

Меня крестила бабушка Антонина Павловна в возрасте шести месяцев. В Никольском соборе. Но святое причастие, следующее за крещением, не последовало. Так я и жила, не причащаясь и не исповедуясь, все эти годы. Была робкая попытка причаститься и исповедаться. Но священник Церкви святой Татьяны, что на Васильевском острове, причащать меня отказался. Ибо я не посетила службы накануне. А откуда мне знать, что полагается отстоять службу перед святым причастием? Все общеизвестные церковные каноны были мне неведомы. Я понятия не имела, что нужно готовиться, читать молитвы, ложиться спать натощак и приходить к Литургии, ничего не съев и не выпив. В Святом причастии мне отказали. Я смирилась и больше попыток не предпринимала. Сведущих в церковных вопросах людей среди моих знакомых не было. И жила бы и дальше, если бы не одна из моих заказчиц.

Наталья Игоревна пришла в мою компанию с претензией. Строители недотянули пару шурупов при монтаже ее металлической кровли, то есть «накосячили». Крыша подтекала. Заказчица была страшно недовольна. Вопрос решили быстро. По моему распоряжению на объект «выдвинулся» опытный кровельщик с шуруповертом.

Разговор утратил напряженности и переместился в совершенно другую плоскость. Точно сей инцидент был только поводом для этой женщины, чтобы появиться и протянуть мне руку помощи. Потому что нет у Бога других рук кроме человеческих.

Наталья Игоревна была прихожанкой церкви в Левашово. Узнав о безвременной кончине Весенного Бала, она сказала:

– Надо вам, Алечка, к отцу Александру нашему. На исповедь, на причастие. Он человек мудрый и добросердечный. Он поможет, поддержит.

Я купила молитвослов, нашла молитвы для подготовки к Святому причастию и начала готовиться к Таинству. Что же батюшку зазря беспокоить? Надо прийти на исповедь, помолившись и натощак.

Церковь в Левашово – перестроенное здание полуразрушившегося детского садика. Храм строили всем миром, то есть отец Александр с прихожанами. Как его найти? Да очень просто. Если вы приедете в Левашово на электричке, то идите от станции направо, потом прямо, а потом увидите деревянное здание синего цвета. А за этой маленькой пристройкой, где живет сам отец Александр, и стоит Храм. Если вам это действительно надо – ноги сами вас приведут… Вытирайте ноги о цветастый половичок, покупайте свечки и проходите в Храм. Я уверена, ощущение благодати, царящее в этой маленькой деревенской церкви, не оставит вас равнодушным.

Отцу Александру за семьдесят. Но морщин на лице нет, как часто бывает с людьми, прожившими достойную жизнь. Настоящий батюшка. Глаза добрые и проницательные. Я стою в очереди на исповедь. Вот отец Александр жестом приглашает меня подойти. Я в панике. Не знаю, в каких грехах каяться. Сколько же их накопилось за мою долгую жизнь! С чего начать? Перечислять все? Просто не знаю, как быть.

Вместо меня на исповедь проходит следующий прихожанин. Покрыв его голову вышитым фартуком, отец Александр что-то шепчет ему, и человек, посветлев лицом, отходит. Отец Александр снова жестом приглашает меня подойти. Я опять в нерешительности замираю. И опять к священнику подходит другая прихожанка.

Наталья Игоревна подбирается поближе ко мне. Когда моя очередь подходит в третий раз, она легонько подталкивает меня. Я подхожу к отцу Александру.

Я уверена, что отец Александр – священник прозорливый. То есть ясновидящий. А иначе, откуда он мог знать, что на тот момент являлось для меня самым главным. Он видел меня впервые, совершенно ничего про меня не знал. Тем не менее, он задал мне единственный вопрос: