Яков Резник - Сказ о невыдуманном Левше

И тогда, в прошлом столетии, Ленин видел наше время, когда творчество перестанет быть уделом избранных, станет массовым. Мне кажется, Ленин уже тогда представлял себе таких умельцев, как Александр Матвеевич.

Думаю об этом, гляжу на высокий выпуклый лоб, смелый разлет бровей уральского Левши, в его мечтательные глаза. Человек нашего времени: рабочий — конструктор — художник. Талант Сысолятина в какой-то мере неповторим, как неповторимы судьбы людей. Но Сысолятин не исключение, как Хворов. Он один из тысяч, проявляющих свои таланты во всех областях духовной жизни, отдающих себя полностью для общего блага.

Принципы социализма и коммунизма общеизвестны. Но почему-то мы часто не обращаем внимания на слова, объединяющие оба принципа: «От каждого — по способностям».

А ведь именно эти слова заключают в себе главное: каким должен быть человек нового общества.

По способностям!

Это значит — весь талант, всю энергию души, все лучшее, что есть в тебе, сполна отдавай народу. И не только отдавай то, что дано тебе по наклонностям, по условиям воспитания, а развивай, совершенствуй свой талант, умножай то, чем одарила тебя природа.

Иные говорят: далекое будущее. Нет, близкое. Для многих — уже сегодняшний день. Посмотрите кругом. Разве не видите людей, для которых труд является увлекательным творчеством, первой жизненной потребностью?!

Два потока — труд рабочего и художественное творчество — сливаются в единую реку, устремляются к тем неоглядным далям, когда труд для всех без исключения перестанет быть только источником получения средств к жизни, а сам по себе будет человеку вознаграждением. И вот он — человек, испытывающий наслаждение от самого процесса труда и его результатов, доставляющий людям своей работой эстетическую радость.

Для Александра Матвеевича Сысолятина, и не только для него, сам труд уже стал вознаграждением.

Конструкторы машиностроительного завода спроектировали новое автоматическое устройство — умную, высокопроизводительную машину. В ней предполагались и узлы-великаны и узлы-лилипуты. Все узлы, за исключением одного, успешно осваивались заводом, на котором были мастера на все руки. И только наименьший из лилипутов не получался. На первый взгляд работа была знакомая — обычная, механическая и сборочная. Но как возьмутся за доводку деталей, попытаются подогнать одну к другой в микроузле, даже виртуозы-лекальщики пасуют:

— Немыслимо — болтик в три десятых миллиметра! Миллиметровый и тот не выдержал нагрузки.

И всего-то нужно было осилить единственный микроузел, экспериментальный, чтобы с ним испытать агрегат. Дальше было бы легче. Условились передать изготовление микроузла заводу точного приборостроения, и там, на конвейере, пошло бы массовое производство этой неподдающейся сердцевинки. Но первый экземпляр, опытный, экспериментальный, как его одолеть?! Пробовали всяко, бились с упрямцем группами и в одиночку — безрезультатно.

Конструкторы приуныли.

Неужели придется возвратиться к менее удачному и к тому же дорогостоящему варианту автоматического устройства, имевшему единственное преимущество — в нем не предусматривалась строптивая малышка?

— А если уральский Левша? — сказал директор завода.

В павильоне «Промышленность РСФСР» на ВДНХ он познакомился с установкой беспроводной электромагнитной связи поверхности с шахтой. Установка понравилась, особенно приемник с динамиком Сысолятина. Александра Матвеевича представили директору как современного Левшу. Вспомнив о нем, директор предложил:

— Поезжайте, товарищи конструкторы, к уральскому Левше, авось выйдет...

И двое прикатили в город Артемовский, в мало кому известный поселок Буланаш, заручившись разрешением министерства: если Сысолятин найдет работу выполнимой, отложить ему на время плановые задания по лаборатории.

Посмотрев чертежи, Александр Матвеевич понял, до чего тверд орешек.

В тонкостенный стальной кубический сантиметр надо было поместить свыше двухсот микроскопических деталей. Если бы просто поместить, как тот «табун из шестнадцати тысяч коней» в индийскую горошину, то это не представило бы для Сысолятина особого труда. Но микроузел не конюшня, а сложный механизм. Здесь каждая деталь несет определенную функцию, немалую нагрузку. Детали различны по форме, по размерам. Одни должны взаимодействовать на расстоянии, другие — в тесном соприкосновении. Обработка внутренних деталей кубика должна быть микронной точности. «Как сделать такие детали? Какие приспособления нужны? — размышлял Александр Матвеевич, изучая чертежи. — Штуковина закручена куда гуще электронных приборов и автоматов, с которыми имел дело, — о миниатюрах и говорить нечего. Взяться?.. А если не справлюсь?..»

— Попробую, — сказал он на другой день.

— Если бы можно, за месяц, — попросил старший конструктор.

— Через неделю сообщу, получается ли у меня что-нибудь, тогда и сроки обсудим.

Месяц подходил к концу, а Сысолятин все еще не написал. Наконец на заводе получили письмо: «Прошу еще две недели». Это обнадеживало и озадачивало: «Получается или нет?»

Но он и сам еще не был уверен.

Временами казалось, что самое трудное позади. Ему удалось сделать около двухсот деталей, — все под микроскопом от двадцати- до восьмидесятикратного увеличения. Но остались самые мелкие, самые сложные детальки. Несколько дней (что он только в те дни не предпринимал!) брак одолеть не мог. Возьмет заготовку для болтика длиной четыре десятых, диаметром три десятых миллиметра, начнет резьбу делать — то приспособление не удерживает паутинку, то взвизгнет тонко, сломается. Часами бьется над одним болтиком, а когда тот с трудом получится и Александр Матвеевич схватит пинцетом, чтобы ввинтить в гнездышко, от дыхания ли или от неловкого прикосновения слетит, окаянный, на пол, никак его не найдешь — ведь мельче пылинки!

Наконец ввинчен болтик, одолены и его непослушные собратья, но это далеко не все. Нужно еще шлифовать, полировать плоскости, подогнать всех и вся с тончайшей выверкой, чтобы детальки не просто разместились в гнездышках, а работали. Бывали и прежде головоломки у Сысолятина, а таких не было.

Сверхювелирного искусства требовали инструменты для микрохирургии клетки, но если ломалось острие одного инструмента, остальные оставались годными. Здесь же, в микроузле, предельная зависимость каждой детали от всех и всех от каждой. Любая крохотка подобна кровеносному сосуду сердца: лопнет — и наступит смерть для всей двухсотголовой семьи, забравшейся в стальной сантиметровый кубик.