Берт Эхгартнер - Крах гигиены. Как война с микробами уничтожает наш иммунитет

Таким образом, со стороны властей не наблюдается ни воли, ни желания проводить независимый контроль сведений, предоставляемых фарминдустрией. Вместо этого они просят производителей самих провести исследование, чтобы доказать безопасность и эффективность собственной продукции. И результаты этих абсолютно «свободных от предубеждений» исследований затем с благодарностью утверждаются.

Крупные медицинские научные журналы тоже не в состоянии выполнять действенную контролирующую функцию. Они или сами находятся под экономическим давлением и зависят от субсидий фармацевтической промышленности, или имеют, как в случае с тамифлю, недостаточный доступ к исследовательской базе данных, чтобы вообще оценить правильность результатов.

Более 90 % всех клинических исследований финансируется на сегодняшний день промышленностью. И уже стало стандартной ситуацией, что фирмы тщательно контролируют процесс научной работы, от создания дизайна исследования и выбора участников до публикации результатов. Таким образом, можно гарантировать, что только те результаты увидят свет, которые финансируются отделами маркетинга и могут быть использованы для продвижения продуктов. Этот процесс функционирует практически без сбоев. Неприятные результаты обычно даже не публикуются, а надежно прячутся в потайных ящиках.

Эта практика является грубым злоупотреблением и одним из худших нарушений достоинства пациентов, объясняет Драммонд Ренни, бывший член редакционной коллегии «JAMA», журнала Медицинской ассоциации США. «Поскольку мы основываем наши методы лечения на результатах клинических испытаний, речь идет о жизни и смерти, – говорит Ренни. – Пациенты, которые участвуют в исследованиях, рассчитывают, что приносят жертву на благо человечества. Они не ожидают, что результаты будут обработаны и использованы как коммерческая тайна». Результаты исследований должны быть общественной собственностью и доступны для всех.

Петер Гёцше идет дальше и требует, чтобы финансирование исследований и проведение их были строго разграничены. Это значит, что фармацевтическая фирма, которая хочет получить разрешение на новый препарат, должна передать свое изобретение независимой организации, которая под свою полную ответственность проведет научную оценку. Понятно, что добровольно фармацевтическая промышленность никогда не согласится на такие предложения. И до сих пор нет и намека на движение в этом направлении со стороны органов здравоохранения.

Фарминдустрия действительно хорошо научилась манипулировать нашими системами здравоохранения, и мало что происходит против ее воли. Тут главная приманка – деньги и надежды на головокружительную карьеру. Едва ли к этой индустрии могут привлекаться врачи любой медицинской специальности и должности. Фармацевтической промышленности выгодно покупать профессионалов, и в первую очередь тех, кто является лидером в своей области. Они получают, соответственно, высокую плату. Но даже относительно мелкие «колесики» в медицинском бизнесе чаще всего тоже предусмотрительно вербуются.

Неугомонный медицинский инспектор Петер Гёцше провел расследование в Дании и обнаружил, что в списки фармацевтических фирм на вознаграждение входит четверть медиков-инфекционистов, 27 % кардиологов, более трети всех эндокринологов и дерматологов и 30 % онкологов. «Предпочтение отдельных дисциплин, – говорит Гёцше, – напрямую зависит от того, насколько дороги лекарства, которые можно назначить с помощью врачей».

Особенно прибыльным является рынок раковых заболеваний. Новые медикаменты, различные терапии, ингибиторы обходятся пациентам от 50 000 до 150 000 евро в год, хотя они не могут вылечить болезнь и продляют жизнь в среднем на несколько недель или месяцев. «Даже одни только препараты от редких видов рака при таких ценах могут приносить миллиардные прибыли», – комментировал печальную ситуацию немецкий врач и политик от социал-демократической партии Германии Карл Лаутербах. В фармацевтических фирмах царит настоящая золотая лихорадка. В США более сотни таких препаратов, как ожидается, завершат регистрационные испытания в течение ближайших двух лет.

И хотя фармацевтическая промышленность непоколебимо утверждает, что разработка каждого нового препарата стоит более миллиарда долларов, фактическая цена, по мнению Лаутербаха, располагается где-то между 100 и 200 миллионами долларов, «которые в первые же месяцы после выхода медикамента на рынок возвращаются производителю с избытком».

Здесь сформировался настоящий картель, в котором горстка крупных корпораций в сотрудничестве с американскими элитарными университетами диктует цены на новые лекарства от рака для всего мира. «Их позиция на рынке настолько же сильна, как у Google или Amazon».

В Германии каждый год около 600 000 человек заболевают раком. «За стоимость лечения, которое часто продлевает жизнь всего на несколько недель, может оплачиваться работа нескольких медсестер за целый год, – говорит Лаутербах. – Если мы хотя бы половину больных будем лечить новыми препаратами, то дополнительные расходы составят 45 миллиардов евро в год. Это больше, чем вся стоимость страхования по долгосрочному уходу». Эксперт по вопросам здравоохранения требует проведения дальнейших исследований даже после регистрации нового средства – для изучения фактического успеха лечения.

Лаутербах не хочет заходить так далеко, чтобы лишить фармацевтические корпорации регистрационных испытаний, как требует Петр Гёцше. Но уже давно доказано, что здесь кроется настоящая проблема. Дебри исследования слишком непроницаемы и непрозрачны, чтобы обеспечить реальный общественный контроль. И щедрое доверие в данной ситуации неуместно, поскольку в последние годы выявилось множество случаев мошенничества. Нередко корпорации даже создают свои собственные «специализированные журналы», где рекламируются продукты, результаты исследований которых сфальсифицированы. Во многих случаях производятся награждения – это привлекает организации пациентов.

Большинство групп самопомощи было создано, чтобы представлять интересы пострадавших. Но теперь многие из них выродились в аппарат самообслуживания их функционеров, которые подстраиваются под всех, кто хорошо платит. Гёцше напоминает об эпизоде, когда развернулся мега-скандал вокруг обезболивающего препарата Vioxx ( виокс ), который производился концерном «Мерк».

Многолетним обманом при описании побочных эффектов виокса концерн пытался скрыть, что этот препарат очень сильно повышает риск развития опасных для жизни тромбозов. Собственные исследования, проводимые «Мерк», показали, что на каждые сто человек, получавших препарат, приходились 1,5 дополнительных случаев неожиданных инфарктов, внезапной смерти из-за остановки сердца или нарушений мозгового кровообращения. У 80 миллионов пациентов, прошедших курс лечения этим средством, возникло 1,2 миллиона опасных для жизни ситуаций после применения Vioxx.