Ксения Иваненко - Психические расстройства и головы, которые в них обитают

– Ты чего шляешься?! Тихий час тут для кого?! Для меня?! Нет! Спите! Нечего тут остальным мешать!

Если тебя застукали в коридоре не по делу, то немедленно отправляли в палату и силой укладывали спать. В дальнейшем санитарка могла заходить в палату каждые 15 минут и проверять, спишь ты или нет.

– Давай-давай, Ксюшенька, тихий час. Поспи. Вытягивай ручки, протяни ножки. Побаюкай сама себя, – уговаривала санитарка.

Но сон не идёт, ворочаешься с боку на бок: то скукоживаешься в позе эмбриона, то растягиваешься, как фараон в саркофаге. Свет выключен – не почитаешь, разговоры шёпотом утомляют. Лежишь и прислушиваешься к обрывкам разговоров персонала из коридора.

– Слышала, у Ленки мать померла? – не понизив голос и не боясь ни Ленки, ни разбудить нас, рассказывает санитарка.

– Да ну? – изумляется второй голос.

– С утра ей по телефону звонили.

– Беда-то какая. А что такое?

– Да больная она вся была, Ленка не хотела её одну оставлять. Как в воду глядела, что не стоило уезжать!

– Ох, не стоило.

– Завтра будет отпуск брать и поедет к себе в Ульяновск.

Слышатся шаги, и голоса на время замолкают.

– Ленк, мне Света рассказала, прими мои соболезнования.

– Да-да, очень жаль! Надолго ль уезжаешь?

– Хочу за неделю всё успеть, – появляется третий грустный голос.

– Да ты не торопись! Прогуляйся, вспомни детство, проведи время у мамы на могилке!

Отворачиваюсь к стенке, зажмуриваюсь и стараюсь ни о чём не думать.

Если весь день получается не спать, то к отбою засыпаешь быстро и без лишних мыслей. Тогда удаётся встать пораньше, первой сходить в душ, пока никого нет, и спокойно побыть самой собой.

Самое лучшее время в психушке – утром, с 6:30 до 8:00. Все психи похрапывают в своих кроватках, клеёнки под ними скрипят, свет ещё только собираются включать, а персонал разделился на два фронта: те, кто только пришёл из тёплого дома, и те, кто стремится быстрее туда попасть. Но оба сонных фронта тебя игнорируют. Слоняешься привидением по коридору, находишь новые закоулки и причудливые ковры на стенах. Вглядываешься в картины, которых раньше не замечал, придумываешь собственные. Тишина. В психушке очень не хватает тишины, и её маленькую порцию можно получить лишь с утра.

Подобные утренние прогулки удаются редко. Часто после отбоя многие ещё долго не могут заснуть. Это слышно по неровному дыханию, редким всхлипам и тихому причитанию.

Иногда становится так же плохо, как до поступления в больницу. В голове навязчивые мысли расставляют капканы и не дают успокоиться. Савва хочет совсем прекратить со мной общение, я не нужна ему, ему без меня лучше; друзьям я надоела, они не верят мне; я разочарование родителей, я приношу им страдания; я не смогу устроиться на работу; у меня нет денег даже на проездной в метро; я потолстела, волосы выпадают, кожа стала жирной и покрылась прыщами, синяки под глазами занимают половину лица, я уродина, кому нужна такая? Вся моя жизнь – череда неправильных решений. Надо было по-другому себя вести, я совершила ошибку. Ещё одна ошибка, вся моя жизнь – ошибка. Я не сделала ничего хорошего, я не достойна продолжать жить. Эта боль мне в наказание за плохое поведение. Надо убить себя. Я всё равно никогда не буду счастлива. Да и зачем жить? Какой смысл? Может быть, цель каждого человека – понять, что единственный верный путь – это как можно быстрее покончить с собой?

После такой ночи последним приходишь на завтрак и радуешься, что поздно встал. Значит, день пройдёт чуточку быстрее. Если дал дурным мыслям взять верх, то они ещё долго тебя не отпустят. В такие дни выходишь из палаты, лишь когда выгоняют на приём пищи да за лекарствами. Разноцветные таблетки кажутся единственным выходом. От слёз болит голова и клонит в сон. Избегаешь любого общения, и на этот раз тихий час тебе на руку. Зарываешься с головой в одеяло и представляешь, что умираешь.

Как и всегда в больницах, на помощь тебе приходит врач.

– Вставай, Ксень, – входит Александра Сергеевна в палату и зовёт в коридор. – Пойдём поговорим.

Проходя мимо зеркала, замечаю, что цвет лица стал совсем серым. Я уже месяц не была на улице.

– Ты как? – врач садится напротив меня на диван и открывает блокнот.

– Плохо, – честно отвечаю, не поднимая глаз от тапочек.

– Что такое?

Рассказываю врачу, что изменилось, какие мысли преследуют, какие желания одолевают. Врач предлагает не вешать нос и подумать над корректировкой лечения.

Уже на следующий день я замечаю среди своих лекарств маленькую синюю таблетку. Видимо, та самая, «для смысла жизни», как назвала её Александра Сергеевна.

Скоро я замечаю, как Савва продолжает звонить мне каждый день даже из командировок, что друзья навещают каждую неделю, а родители искренне за меня переживают. Начинаешь вновь обращать внимание на то, что и так всегда было вокруг тебя. Смысл жизни пока не находится, но становится легче жить. Даже если смысла и нет, это ещё не значит, что нужно срочно искать пути отступления.

А ещё через несколько дней меня отпускают на прогулку с мамой. Пока я куталась в свои страдания, улицу успело замести снегом. Щурюсь от количества белого вокруг, делаю поглубже вдох и невольно улыбаюсь. Глоток свежего воздуха опьянил и придал сил. Хорошо всё-таки выйти погулять.

Исколесив все окрестности, мы не находим ничего примечательного. Обычный спальный район с однотипными домами и обшарпанными дворами. Взгляд цепляется лишь за вывеску общежития финансового института.

В магазине мы набираем всё, чего только хочется, и я впервые сталкиваюсь с другими людьми. Они не из больницы и не мои знакомые. И как же я от них отличаюсь. Замечаю, что, по сравнению с ними, моя реакция заторможена, речь невнятна, а выбор между грейпфрутовым и мультифруктовым соком я делаю намного дольше рядового покупателя. Мне кажется, они смотрят на меня и догадываются, что я из психушки. Стараются обходить стороной, будто я чумная. Они все куда-то спешат, строят планы на неделю вперёд, а я застряла в одном больничном дне, и будущее представляется мне крайне туманным.

На следующий день после прогулки я почувствовала, что простудилась. Всю ночь меня мучили кошмары, из которых изредка вырывал собственный кашель. К утру начался цистит, забил озноб, а из носа потекло в два ручья. Санитарки шарахались от меня, как от прокажённой, боясь заразиться, а одна пациентка – наоборот, прилипла и долго не отходила.

– Слушай, – заговорщически понизив голос, ко мне в коридоре подсаживается поближе женщина лет 35, – а зарази меня.

– В смысле? Зачем? – изумляюсь я.

– А просто так! Для интереса!

По случайному стечению обстоятельств, в этот же день меня перевели к ней в палату. Палата #6 мало чем отличалась от моей предыдущей. Разве что невольной отсылкой к Антону Палычу, отсутствием четвёртой кровати да наличием стола со стулом.